После прибытия команды Берри были сделаны все приготовления для поднятия гроба. Все собравшиеся зашли в шатер и задернули за собой шторы. Рабочие взялись за веревки и цепи. Постепенно Молли подняли на два метра, и она оказалась на поверхности. «Внешняя коробка была в плачевном состоянии и разваливалась в руках; внутренняя вкладка тоже разваливалась». Несмотря на пасмурный осенний день, гроб, казалось, сиял неестественным светом. Здесь были видны «неоспоримые следы присутствия радия – гроб сиял изнутри мягким свечением, типичным для соединений радия».
Кто-то нагнулся и достал из сгнившего дерева сияющего гроба серебряную табличку.
Как только личность Молли была подтверждена, крышку и боковые стенки гроба сняли. Вот и она. Молли Маггия, восставшая из могилы, в белом платье и лакированных черных кожаных туфлях, которые были на ней в день ее похорон в 1922 году.
«Ее тело, – заметили наблюдатели, – было в хорошей степени сохранности».
Ее аккуратно достали из гроба и осторожно поместили в деревянный ящик, после чего увезли на автомобиле к местному гробовщику. Вскрытие начнут проводить без десяти пять. Без десяти пять у Амелии Маггии наконец появится возможность что-то сказать.
В смерти нет ничего достойного. Врачи начали с верхней челюсти Молли, извлекли ее по кусочкам. С нижней челюстью им этого проделывать не пришлось, так как она отсутствовала: Амелия лишилась ее еще при жизни. Они распилили позвоночник, голову, ребра. Очистили кости ножом, чтобы подготовить для следующих процедур. Было нечто ритуальное в том, как они монотонно «омывали [ее кости] в теплой воде, сушили их и сжигали, превращая в серо-белый пепел».
Какие-то кости они обернули рентгеновской пленкой, другие сожгли и протестировали полученный пепел на радиоактивность.
Когда врачи проверили рентгеновские пленки несколько дней спустя, то увидели на них послание Молли из могилы. Она так долго пыталась что-то рассказать – что ж, теперь ее наконец услышали. Ее кости оставили белые отпечатки на черной пленке. Ее позвоночник светился вертикальными линиями, словно горящие спички. Полосы выглядели, как ряды сияющих красильщиц циферблатов, возвращающихся домой с работы. Ее череп из-за отсутствующей челюсти оставил отпечаток с неестественно широко открытым ртом, словно она кричала – кричала сквозь все эти годы, требуя правосудия. Там, где когда-то были глаза, теперь виднелись темные тени, как будто она смотрела с осуждением, изобличая очернившую ее имя ложь.
Осматривающие тело Молли врачи заявили об отсутствии «каких-либо признаков болезни, в частности – отсутствии каких-либо признаков сифилиса».
«Каждый протестированный образец тканей и костей, – заключили врачи, – продемонстрировал наличие радиоактивности».
Это не была болезнь Купидона, как утверждали сплетники. Это был
Результаты проведенного врачами вскрытия получили широкую огласку: борьба девушек за правосудие начала приобретать известность. Именно эта огласка и привела еще одну девушку в кабинет Берри, хотя она тогда еще с ним не работала.
Элла Экерт, подруга Молли Маггии, та самая любящая веселье девушка с вьющимися светлыми волосами, которая вовсю смеялась на корпоративных пикниках, позвонила адвокату из Ньюарка осенью 1927 года. Она была более здоровой, чем любая из пяти судящихся женщин, однако все равно сообщила Берри: «Я потратила по меньшей мере две сотни [2724 доллара в пересчете на современные деньги] на снимки, анализы крови, лекарства и медицинское обслуживание, и все напрасно». Она упала у себя на работе в магазине годом ранее и была вынуждена уволиться, потому что ее плечо так и не зажило. И действительно, Берри увидел, что ее рука «была ужасно распухшей от плеча до самой кисти». Она сказала, что ее мучают сильные боли, и стала молить его о помощи.
Причем помощь эта требовалась не только ей. Элла Экерт в своей любви к веселью доходила по меркам того времени до крайности: у нее был сын от женатого человека, и теперь она воспитывала мальчика самостоятельно. Она не могла себе позволить не работать, не могла себе позволить болеть: ее сын в ней нуждался.
Берри понимал, что их пути еще пересекутся, однако, тем временем, ему нужно было ускоряться со своей работой. Близилась важная дата: 14 ноября 1927 года, когда должны появиться первые показания по делу радиевых девушек. Берри отправил официальную повестку доктору Дринкеру – теперь несговорчивый врач обязан был дать свои показания под присягой.
Именно здесь Берри повстречал своего главного соперника: Эдварда А. Маркли, адвоката страховой компании радиевой фирмы, который руководил защитой компании