Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски

С самого начала дачи показаний Берри понял, что придется нелегко. Он пытался предоставить суду доказательства, имевшиеся у Дринкера: лживые письма, отправленные Роедером с целью оправдать сдерживание отчета Дринкера; ложные заявления фирмы Департаменту труда. На каждый вопрос, на каждое отдельное доказательство адвокаты USRC реагировали агрессивно.

«Мы протестуем по этому вопросу, – говорил Маркли, – на основании того, что это не имеет отношения к делу».

«Мы протестуем, – говорил Стрикер, – против того, чтобы свидетель говорил о том, что он сказал мистеру Роедеру».

Они затыкали даже и самого Дринкера.

«Мне бы хотелось сделать заявление под запись от своего имени по этому поводу», – спокойно начал врач.

«Прежде чем вы это сделаете, мы протестуем», – тут же вмешался Маркли.

Эти адвокаты назвали подлинные письма «оскорбительным выражением слухов» и выбрали хитрую линию опроса ученого-пионера в этой области и его коллег. Каждому из трех людей, под чьим авторством был выпущен отчет Дринкера, они задавали один и тот же вопрос: «Был ли у вас какой-либо опыт в расследовании отравлений радием?»

Разумеется, все отвечали «нет». Подтекст подразумевался такой: как можно всерьез воспринимать слова столь неопытных «экспертов»? Лишь Кэтрин Дринкер сделала очевидное замечание: «Эта болезнь была обнаружена впервые».

Берри, однако, все это не пугало. Представляя суду отчет Дринкера, он уверенно заявил: «Это лучшее из имеющихся у нас доказательств, которое можно будет использовать в случае, если мистер Роедер “потерял” оригинал».

Адвокаты компании лишь ответили: «Если используется оригинал, то мы, разумеется, протестуем…»

Январь обещал быть тяжелым, без сомнений. Но прежде чем он наступил, всех застало врасплох неожиданное событие. Берри переживал по поводу молодой девушки, что приходила к нему ранее в том году, – Эллы Экерт, которая, как он слышал, лежала при смерти в ортопедической больнице вот уже несколько недель. У нее наблюдались типичные симптомы отравления радием: анемия, белые тени вокруг костей на рентгеновских снимках. Тем не менее, несмотря на эти характерные признаки, доктор Мартланд заметил: «Это крайне загадочный случай, гораздо менее однозначный, чем остальные».

Тринадцатого декабря 1927 года Элла Экерт умерла. Мартланд отыскал ее имя в своем списке обреченных. «М» значит «мертва».

Ранее в тот день она перенесла операцию на своем распухшем плече, во время которой и была найдена разгадка ее странного состояния. Потому что, вскрыв мягкие ткани, врачи обнаружили «кальцифицированное образование, охватывавшее весь плечевой пояс». Это образование было «значительного размера». Для Мартланда, да и для остальных врачей подобная опухоль оказалась в новинку. Ни у одной красильщицы циферблатов, насколько им было известно, ничего подобного не обнаруживалось.

Радий – хитрый яд. Он прятался внутри костей своих жертв. Он дурачил даже самых опытных врачей. И, подобно профессиональному киллеру, совершенствовал методы своей работы. У Эллы образовалась так называемая саркома: раковая опухоль кости. Она стала первой известной красильщицей циферблатов, умершей от подобной болезни, – первой, но не последней.

Ее смерть шокировала пять судящихся девушек: так быстро и неожиданно она наступила. Тем не менее она еще больше мотивировала их сражаться за справедливость.

Двенадцатого января 1928 года начинался суд десятилетия.

Глава 28

«Я с трудом уснула в ночь перед… слушаниями в суде, – писала Кэтрин Шааб, – потому что я, казалось, целую вечность ждала этого дня».

Она была такая не одна. Когда все пять женщин в морозный январский день прибыли в канцлерский суд, их тут же окружили со всех сторон. Репортеры толпились вокруг, ослепляя вспышками фотоаппаратов, а затем расселись в зале суда.

Берри надеялся, что девушки понимают, что ждет их впереди. Он подготовил их, как только мог, вызвав всех их двумя днями ранее, чтобы пробежаться по их показаниям. Вместе с тем психическая устойчивость женщин была лишь частью уравнения: все видели, что их физическое здоровье не в порядке. Последние шесть месяцев сказались на них не лучшим образом. «Состояние некоторых из девушек, – написал Берри, – по-настоящему прискорбное».

Больше всего он переживал за Альбину Ларис. Она не могла выпрямить левую ногу; она не могла даже надеть колготки и туфли, не была в состоянии наклониться. Ее медицинский прогноз, как и у Эдны Хассман, был самым пессимистичным. Вместе с тем горевала она не из-за утраченного здоровья…