Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски

«Один русский врач, – вспоминала Грейс, – думал, что сможет нам помочь с помощью методов хелатной терапии [которой лечат отравление свинцом], однако она, как оказалась, не способствовала выведению радия из организма. Думаю, никто с этим не может помочь». Возможно, осознавая безысходность ситуации, Грейс вызвала Берри и официально составила завещание, хотя она мало что могла оставить своей семье.

Несмотря на неудачное лечение, многие девушки сохранили оптимистичный настрой. «Я смело смотрю в лицо неизбежности, – сказала Кинта. – Что еще мне делать? Я не знаю, когда умру. Я стараюсь не думать о постоянно подбирающейся ко мне все ближе и ближе смерти». Казалось, впрочем, что до смерти Кинте дальше, чем остальным, ее состояние ухудшалось не так быстро, как, например, у Альбины. Как следствие, она взяла в привычку «откладывать жалость к себе в сторону, всецело сочувствуя беде своей сестры».

Многим женщинам стало чуть легче лишь от того, что они покинули Ньюарк и оказались в тишине и спокойствии больницы. «Пока что я успела лишь принять ванну, – написала Кэтрин, когда они только туда попали. – Она доставила мне удовольствие, так как мне помогли ее принять. Приятно иметь прислугу, когда болеешь».

Поездка в Нью-Йорк принесла и другой приятный бонус. Как писала Кэтрин, они наконец оказались «защищены от постоянных вторжений и любопытных взглядов непрошеных советчиков».

Что касается вездесущих советчиков, то доктор Флинн не оставил попыток выйти с девушками на контакт, несмотря на то, что Берри публично его разоблачил. Флинн недавно сказал доктору Хамфрису – и убедил его, – что он является «настоящим другом девушек». Но сами женщины, зная теперь, что Флинн работает на компанию, направились прямиком к Берри, услышав об этом. Они не доверяли «подпольным заигрываниям» Флинна, и по их поручению Берри написал Флинну с просьбой воздержаться от его, как это назвали сами девушки, преследований. В своем ответном письме Флинн назвал Берри «бесстыдным» и заключил, что не станет отвечать на остальные неточности в письме адвоката.

Женщины, однако, не могли избежать встречи с доктором Флинном, когда 22 апреля, за три дня до возобновления слушаний, их всех вызвали на обязательный медицинской осмотр к врачам компании. Обследование проводил Флинн совместно с другими специалистами, включая доктора Германа Шландта (который был «очень близким другом» вице-президента Баркера).

Грейс вздрогнула, когда в нее ткнули иглой, чтобы взять кровь на анализ. Она очень боялась всего, что может привести к образованию порезов или синяков, так как ее кожа больше не заживала. У некоторых красильщиц циферблатов была «тонкая, словно бумага, кожа, которая буквально трескалась, стоило ее сдавить ногтем». Неделю спустя Грейс поняла, что ее переживания были не напрасными: в месте, где врачи укололи ее, кожа почернела.

В ходе осмотра проводились тесты на радиоактивность. Оборудование было намеренно расположено так, чтобы «большую часть тела пациента и инструмент разделял стол». Кроме того, Флинн «удерживал инструмент в метре от пациента, чтобы радиация могла рассеяться, так и не достигнув его устройства». Как и следовало ожидать, вердикт компании гласил: ни одна из женщин не радиоактивна.

Но с делом радиевых девушек еще не было покончено. Всего через три дня им предстояло вернуться в зал суда, чтобы продолжить сражаться за собственные жизни.

Глава 29

Первой выступала Кэтрин Шааб.

«Одну за другой я преодолела ступеньки, ведущие к свидетельской трибуне, – писала она. – Мне было довольно не по себе давать показания – это оказалось более странным, чем я ожидала. Но я дала клятву».

Как Берри уже делал с ее подругами, он принялся постепенно подводить ее своими вопросами к сути. Она мысленно вернулась в 1 февраля 1917 года, в морозный зимний день, когда она впервые, радостная, вышла на работу. «Молодая женщина сказала мне, – вспоминала она, – чтобы я клала кисть себе в рот».

Берри прошелся с ней по ее мучениям; она рассказала, как стала «очень нервной». Адвокаты USRC, без всякого сомнения, видели в психических проблемах ее уязвимость – наверное, именно поэтому они устроили ей настоящий разнос.

Только она сказала, что смачивала кисть губами «порой по пять-шесть раз [пока расписывала один циферблат], возможно, даже больше», как Маркли встал, чтобы начать свой перекрестный допрос.

«Иногда больше», – начал он.

«Да, сэр».

«А иногда меньше».

«Да, сэр».

«А порой вы и вовсе не клали себе кисть в рот, не так ли?» – воскликнул он, развернувшись всем телом. Должно быть, она замялась. «Так вы не знаете?» – скептически спросил он.

«Я пытаюсь вспомнить», – нервно ответила Кэтрин.

«Это также зависело от вашей кисти, не так ли?.. Кисти же вам предоставляли, разве не так?»

«Да, сэр, нам их выдавали».

«Вы могли взять столько кистей, сколько хотели».

«Нет».

«Вы обращались к [бригадирше], когда вам нужна была кисть, не так ли?» – спросил он.

«Да, сэр, – ответила Кэтрин, – но нам нельзя было ими разбрасываться».