Вместе с тем их боль и трагедия как раз и захватывали публику. Отравление радием – убивающее детей и обезображивающее – «словно уничтожало их женскую природу». Потрясенная и опечаленная общественность глубоко переживала за девушек.
Берри вскоре осознал, насколько им помогает столь широкое освещение в прессе – Эдвард Маркли был вне себя от ярости. «Лично мне не нравится ваша позиция, – с раздражением написал адвокат
Что бы там Маркли ни думал про СМИ, фирма, которую он представлял, понимала, что им нужно изложить свою версию событий. Как и следовало ожидать,
Маркли не мог остановить нарастающую волну поддержки женщин. Когда его просили как-то прокомментировать происходящее, он только и сказал, что, как ему кажется, девушек «использует молодой адвокат из Ньюарка». Но самим женщинам, определенно, так не казалось. Они возглавляли борьбу за привлечение их бывшего работодателя к ответственности. Наконец мир стал их слушать – и они не собирались замолкать.
«Когда я умру, – сказала Кэтрин Шааб прессе с душераздирающим воодушевлением, – в моем гробу будет только моя болезнь, а не розы, как мне хотелось бы. Если я получу свои 250 000, почему бы мне туда не положить кучу роз?»
«Столь много девушек, которых я знаю, не станут этого признавать, – продолжала она. – Они говорят, что с ними все в порядке. Они боятся потерять своих парней, лишиться веселья. Они знают, что их беспокоит вовсе не ревматизм, – господи, какие же они глупцы, жалкие глупцы! Они боятся травли».
Грейс Фрайер тоже была откровенной. «Не могу сказать, что я счастлива, – призналась она, – однако у меня хотя бы не опустились руки. Я собираюсь выжать по максимуму из той жизни, что мне осталась». Когда же придет время, она, по ее словам, хотела бы пожертвовать свое тело науке, чтобы врачи попробовали найти лекарство; ради других девушек, которых позже постигнет та же участь. «Мое тело не приносит мне ничего, кроме боли, – сказала Грейс, – и оно может продлить жизнь или принести облегчение другим, если ученые смогут извлечь из него пользу. Это все, что я могу дать». Она улыбнулась. «Разве вы не понимаете, почему я его предлагаю?»
Журналисты едва не лишились чувств. «Дело не в том, что она потеряла надежду, – прокомментировал обещание Грейс один из репортеров. – У Грейс есть надежда – не эгоистичная, как у вас или у меня, а надежда помочь сделать человечество лучше».
Благодаря огласке – а также симпатии общественности – преимущество в деле получили женщины; и именно тогда судья Бэйкс придумал гениальную интерпретацию закона для Берри. Он сказал, что, раз кости девушек содержали радий, который по-прежнему причинял им вред, то они продолжали получать травму. «Таким образом, срок исковой давности начинает свой отсчет заново с каждого момента получения такой травмы». Это была блестящая идея.
Разумеется, этот аргумент еще предстояло проверить на прочность в суде – однако, как обнаружил Берри, в свете давления общественности судебная система была готова оказывать ему необходимую поддержку. Невзирая на мнение радиевой компании, слушания по делу были возобновлены. Ближе к концу 1928 года судья Маунтин написал Берри: «Я назначаю слушания по делу на следующий четверг. Таким образом, адвокаты непременно должны быть готовы к этому утру».
Ничто не могло встать на пути у правосудия – в этом были уверены и Берри, и сами девушки. Казалось, благодаря всецелой поддержке общественности девушки вскоре смогут вернуться домой с победой.
Берри сидел у себя в кабинете, готовясь к суду, когда у него зазвонил телефон. Его секретарша Роуз быстро переключила звонок.
На проводе был судья Кларк.
Глава 31