– Что вы несете? – Женщина схватила его за рукав, и он удивился силе ее пальцев. – Вы пытаетесь сказать, что Кристиан мертв? Его нашли в реке?
– Не нашли. Но он мертв, и он в реке, это очевидно.
Доменика молча смотрела на него, голубоватая вена у нее на лбу, казалось, набухала под его взглядом. Радин не мог остановиться, он был неумолим и казался себе выше ростом. За стеклом садовник сматывал шланг, поглядывая на них исподлобья.
– У меня есть свидетель, он привез австрийца к дверям вашего дома. С тех пор Крамера никто не видел. Я думаю, ваш муж убил его во время ссоры – скорее всего, непреднамеренно. Вы отправили мужа на руа Лапа изображать живого аспиранта, чтобы отвести подозрения. Он провел там около двух недель, крутил пластинки, потом три месяца прятался где-то еще, а теперь вернулся в город. Он, случайно, не здесь?
– Вы бредите? – Она уже пришла в себя и сложила руки на груди. – В прошлый раз вы утверждали, что в ту ночь здесь убили Алехандро, а теперь делаете убийцу из него самого?
– Да, я ошибался. – В горле у Радина начало першить, и он продолжил тихо, почти шепотом: – Я не намерен сообщать об этом в полицию. И даже если сообщу, они не станут заводить дело, доказательства косвенные, а свидетель в бегах. Но мне важно услышать ваше признание. Это, если хотите, профессиональное тщеславие.
– Вы не похожи на профессионала. Вы похожи на актера-любителя, который примеряется к новой роли. В ту ночь меня не было на вилле, и настоящий сыщик давно бы это выяснил. Я думаю, что на вилле вообще никого не было.
– Поверьте, сеньора, здесь было полно народу. Вы сможете спросить об этом у вашего мужа, он довольно скоро появится на публике. Скажет, что полгода бродил по полям, пытаясь вспомнить, кто он такой. Идея не слишком свежая, но сработает наверняка.
– Служанка вас проводит! – Женщина повернулась к нему спиной, крылья бабочки-аполлона взметнулись и опали, дверь хлопнула.
Некоторое время Радин смотрел ей вслед, потом налил себе огуречной воды, залпом выпил, прошел по дорожке, где все еще лежали срезанные цветы, захлопнул калитку и еще раз взглянул на виллу, окруженную кипарисами. Что-то в этом саду напоминало ему парк в ноттингемском кампусе, не хватало только поляны для крикета. Стук крикетных мячей, внезапные возгласы, венецианская зелень травы, вкус огуречной воды, та гулкая весенняя тишина, которая наводила на него тоску, а теперь кажется потерянным раем.
– Как поживает сеньора Сантос? – Булочник кивнул, подзывая его поближе.
– Шлет вам привет, – соврал Радин, чтобы сделать ему приятное.
Он подошел к прилавку и показал рукой на пирог с сыром, не обращая внимания на оклики за спиной. После пяти вечера в пекарню выстраивается очередь из любителей сладкого, потому что пироги продаются за полцены, приходят все, и соседи, и бездомные.
– Это хорошо! – Булочник взмахнул зазубренным ножом, отхватил ломоть пирога и завернул в прозрачную бумагу. – Скажите ей, что моя пекарня не хуже той, в которую она ходит через два квартала. А для интересной дамы всегда будет хорошая скидка.
– Передам непременно. Может, у вас найдется для меня минута? Есть вопрос. Это важно!
Толстяк поднял брови, кивнул, вытер руки полотенцем и вышел из-за прилавка. Те четверо, что оставались в очереди, молча переглянулись. Радин взял булочника за локоть и отвел в сторону:
– Помните, вы говорили, что женщина, приходившая к австрийцу, провела вечер у вас в кафе? И что она пыталась заказать выпивку, получила отказ, но просидела до закрытия.
– Вдова-то? Я еще удивился, что она не уходит, раз уж так хочет выпить, сидит как пришитая, хотя за углом есть рюмочная. Сидит и смотрит на соседний подъезд.
– Вы уверены, что это была сеньора Понти?
– Я видел ее летом на открытии приюта для собак, она любит разрезать ленточки и всегда говорит одну и ту же речь. Видно, в тот вечер она уже пропустила стаканчик, иначе не требовала бы выпивку в заведении пекаря!
– Может, вспомните число или хотя бы день недели? – Радин все еще держал его за локоть, от булочника едва заметно пахло перебродившим суслом.
– В тот вечер меня ждала сестра на ужин. – Пекарь беспомощно оглянулся на покупателей. – Двадцать девятое декабря, суббота. Когда она ушла, я закрыл лавку на три праздничных дня и повесил объявление. Могу я теперь вернуться за прилавок?
– Ох, простите! Сколько я должен за этот славный пирог?
Выходя из пекарни, Радин поймал себя на том, что он доволен. Все тщательно построенные вокруг виллы «Верде» леса рухнули, но он доволен. Я видел в Доменике убийцу, думал он, продвигаясь со своей коробкой в тесном потоке людей, видел и страдал от этого. Она чувствовала во мне преследователя, и мы не сумели поговорить.
Как там сказал каталонец? Если вы набьете корабль человеческими телами до отказа, так, чтоб он лопался, поверьте – там будет такое ледяное одиночество, что они все замерзнут. Между людьми должно быть пространство для разговора!
Иван