Радин

Зачем же тогда репетировать, хотел спросить Радин, но передумал. Кровь на каменном полу, репетиция Жизели – или Сванильды? – в балете, которого нет и не будет, думал он, сгоняя кота с колен, поднимаясь с пола и направляясь к выходу.

Невидимый, вечно ускользающий Понти, недомолвки и окровавленные блестки, все это встало между ними, как стена, нет, как японский дух нурикабэ, умеющий обращаться в стену и преграждать путь ночному путнику. Обойти его невозможно, потому что у стены нет границ, она способна распространяться бесконечно во все стороны. Чтобы справиться с нурикабэ нужно постучать по самому нижнему камню в кладке. Но где постучать, чтобы достучаться до Лизы? Из огня, скажет она, да в полымя.

– Спрошу у соседки, может, возьмет вашего котика. – Девушка взяла холщовую сумку с надписью escola Rhea Silvia и вышла вслед за ним на площадку, захлопнув дверь ногой.

Радин проводил ее до остановки трамвая, и они попрощались на площади, как местные жители, быстро поцеловав воздух у висков друг друга.

Доменика

В тот день, когда я пришла к Гараю, солнце вылезло из февральской хмари, всю неделю висевшей над городом, и человек, вышедший на крыльцо, показался мне молодым, намного моложе тебя. Золотистая щетина, вот в чем секрет. Он долго щурился на солнце, а потом издал удивленный звук, то ли свист, то ли шипение, шутовски поклонился и отошел от двери, указывая мне путь.

Дом был темным и тесным, но пахло в нем терпентином, почти как в твоей студии. Гарай предложил открыть для меня какой-то старый портвейн, хранимый для особого случая, сказал, что лучше случая уже не представится. Он важно прочел название, покрутив бутылку в руках, но я попросила чаю. Я сказала, что никто, кроме него, не напишет картины Понти, он как-то странно взглянул на меня, а потом засмеялся.

Он писал их с февраля по апрель, невероятно быстро. В те времена, когда я подрабатывала в академии, он казался мне скучным увальнем с масляными глазами, я не понимала, что вас связывает, кроме обедов в студенческой столовой. Но ты говорил, что он тебе как брат! Правда, ваше братство быстро превратилось в дырку от бублика. Я хорошо помню этот день: мы пригласили людей на обед по поводу нашей помолвки, и ты своей рукой вычеркнул Гарая из составленного мной списка гостей. Не прошло и пяти лет, как ты вычеркнул из списка меня саму.

Сначала ты придумывал причины, ссылался на усталость, а потом просто перестал прикасаться ко мне, безо всяких объяснений. Я не сразу поняла, приходила, стучалась, стояла босиком перед дверью студии, куда индеец перетащил для тебя диван. Все считали меня валькирией в блестящих доспехах, в шлеме с крыльями, а я слабела с каждым годом, с каждым днем. Ни дать ни взять сова, упавшая в печную трубу: снаружи кирпичная кладка, а внутри – горстка перемазанных сажей перьев.

Когда подделки прибыли в галерею, я приехала вместе с ними в кабине фургона, в который индеец с шофером все утро грузили товар. Варгас встретила меня в желтой шали, которая делала ее лицо еще темнее. Расплатившись с шофером, она позвала двоих работников, забралась в фургон, ощупала рамы и обернулась ко мне:

– Те самые! А ведь ваш муж не хотел их использовать. Я отправила их вместе с льняными холстами от «Claessens», а он выругал меня по телефону. Он, мол, задумал другой формат, антикварные рамы его бесят, я навязываю ему размер и прочее в том же духе.

– Когда это вы их отправили? – спросила я удивленно, но она уже говорила с рабочими, которые привезли какие-то стержни, и сделала мне нетерпеливый знак: потом, мол!

Может, ты сам подарил их Гараю, подумала я, разглядывая тяжелое бронзовое литье, на тебе, боже, что нам негоже, а тот использовал для моего заказа, раз уж так удачно совпало. Мир выложен совпадениями, как стены нашего вокзала – голубыми азулежу. Поверил бы Шлиман, обнаруживший развалины Трои, что в Первую мировую эти руины обстреляет эсминец под названием «Агамемнон»?

Лиза

– Вам нужна черная рубашка, галстук, жилетка, – говорила я, разглядывая разбросанные по комнате вещи. – Все это можно заказать в сети, в столице есть специальный магазин. Для занятий мне нужен партнер, я собиралась предложить это место знакомому танцовщику, но вам оно нужнее. Платят там немного, но дают комнату в отеле и завтраки.

– Жилетка? – Он улыбнулся, я снова посмотрела ему в лицо. Наскоро выбритая голова была в ссадинах, нужно будет подкрашивать гримом.

– Да, жилетка! Танцуете ли вы танго хоть немного?

В его номере было светло даже в пасмурные дни, он мог рисовать там сколько угодно, никто из обслуги туда не заглядывал. Уголь и альбомы для набросков я покупала ему в магазинчике на станции. Притворяться слепым у него получалось не так уж плохо, он природный обманщик, куда там Эндерлину с тросточкой. Мне казалось, что я живу на сцене, где спектакль не прекращается ни на минуту: публика встает и уходит, билетеры надевают на стулья чехлы, потом снимают, занавес раздвигается, публика входит – и так далее, без остановки.