Радин

Вот почему попутчик отправил меня в галерею: я должен был убедить Варгас, что ее козыри не слишком достоверны. У нее было две карты, две смерти, о которых она могла рассказать. И Понти решил, что посторонний человек, детектив-иностранец, убежденный в том, что оба мальчика живы, что их видели зимой в столице, сможет ее урезонить, хотя бы на первое время.

Эта затея была довольно нелепой, но могла и сработать, как срабатывают наспех придуманные ловушки, пружины в сломанных часах и китайские стратагемы. Вот именно, стратагемы! Сливовое дерево засыхает вместо персикового – вот что произошло в августе на мосту Аррабида. Бить по траве, чтобы вспугнуть змею – вот что придумала галеристка, вручая мне список людей, которых следовало побеспокоить. Цикада сбрасывает золотой кокон – вот что сделал Понти, когда поселился в доме аспиранта. А наша встреча в поезде? Есть ли стратагема для этого эпизода? Послать дурака, чтобы убедить болтливую бабу в том, что двое умерших на самом деле живы.

Разумеется, есть. Извлечь из ничего нечто.

– Что это значит? – она подошла поближе. – Вы что-то сказали на другом языке.

– Опустите голову и не глядите по сторонам. И капюшон не снимайте! Ваше лицо в городе знают, в него, простите, рыбу в лавках заворачивают.

– Вы нервничаете. Вам нужно выспаться как следует. – Доменика завернула рукав плаща и пошарила в сумке. – Возьмите вот это. Не бойтесь, это гомеопатия, я сама пью от бессонницы. Две чешуйки на стакан холодной воды. Не больше!

– Смотрите, автобус на повороте. Вроде городской.

– Это семнадцатый, он идет до вокзала. – Она протянула ему флакончик из-под аспирина. – Я на нем поеду. А вы – на следующем, хорошо?

* * *

– Он будет делать то, чего не умеете или боитесь делать вы, но при этом он и есть вы! – сказал каталонский доктор, когда Радин видел его в последний раз. День был солнечный, и всю дорогу, пока он шел к каталонцу через парк, солнце мелькало между ветками, как будто гналось за ним, маленькое, медное, с золотой насечкой. В парке было по-зимнему сыро, но миндаль уже зацвел и засыпал дорожки розовыми мятыми лепестками.

Десятый сеанс был назначен на полдень, но Радин напрасно стучался в дверь, стеклянный квадрат оставался темным, и шагов слышно не было. Потоптавшись на площадке, он спустился вниз и столкнулся с доктором, снимавшим какие-то кофры с красной хонды, ласково, будто переметную суму с лошади. В кабинете каталонец бросил багаж у дверей и показал Радину на кушетку. Ширма с журавлями была отодвинута, на кушетке валялась скомканная одежда, а сверху лежал патронташ.

– Собирался второпях, – пояснил доктор, – внезапно позвали к пациенту в Эвору, а там дивная охота в холмах. Не то чтобы caça maior, но дичь водится достойная.

– И что же, убили кого-нибудь? – Радин взял вещи в охапку и перенес на стул, патроны в ремне сидели плотно, словно монгольские конники в шишаках, и он почувствовал детское желание украсть хотя бы один.

– Видел кролика на утренней дороге, – туманно ответил доктор, усаживаясь за стол. – У вас сегодня последняя сессия, оплаченная благотворительным фондом «Sobriedad». Будете ли продолжать?

– Не думаю. – Радин придвинул ширму и устроился на кушетке. – Честно говоря, наши встречи ничего не изменили. Я по-прежнему не слышу музыки и мучаюсь, если надо сделать выбор. Я по-прежнему чувствую вмешательство посторонней личности. И оно меня бесит.

– Речь идет не о личностях, – скучно сказал доктор, – а о состояниях, твердом и газообразном. Одно состояние склонно к логическим ходам, другое, острое и нервное, склонно к интуитивным прозрениям.

– Вас послушать, я провожу день за днем в безразличии, потом является дерзкий парень, все приходит в движение, а потом он исчезает, заставляя меня рыдать, как бобра на обочине.

– Кого? – оживился доктор. – Бобра?

– Вы же сами назвали меня бобром, да еще седым. А вы не знали, что бобер, оставшийся без жилища, плачет настоящими слезами?

– Ну, вы скорее крокодил, если уж обращаться к животному миру. – Доктор включил точилку, ее жужжание подействовало на Радина успокаивающе. – Потому что вы плачете не из жалости и не от горя. Это психосоматика. Одним словом, пустые слезы.

– Значит, не бобер, – хмыкнул Радин, поглядывая на патронташ, лежавший на стуле.

Латунный блеск патронов напомнил ему дверные ручки, которые он видел зимой на блошином рынке в Альфаме. Едва удержался, чтобы не купить, вовремя вспомнил, что дома у него нет и в ближайшее время не будет.

– Бобер вы или крокодил, вы не потеряли свое жилище, поверьте. Просто в нем беспорядок, и многие вещи перепутались. Удивительно, что вообще не все, если посмотреть вашу историю болезни.

– Откуда у вас моя история болезни? – Радин даже охрип от возмущения. – Вы говорили с доктором Прошперу?

– Коллега передал мне материалы, в этом нет ничего дурного. Они считают, что это побочный эффект препаратов. А я думаю, что это обычная дихотомия: ахуры борются с дэвами, но по сути они – одно целое и появились в мире одновременно.