Радин

Тьягу задал ему несколько вопросов, и он смог ответить только на один. Хорошо, что лейтенант не слишком настаивал, у него были свои заботы, а русский был просто сомнительной тенью, которая вынырнула из темноты. Тьягу сказал, что получил новые сведения, хотел застать Гарая дома и поговорить, но ставни в доме закрыты, да и соседи говорят, что уехал.

Второй вопрос лейтенанта остался без ответа. Радин молчал, глядя перед собой и радуясь, что в машине тепло, а следователь смотрел на него искоса, катая за щекой леденец.

Третий вопрос был таким простым, что ответить на него означало бы решить задачу, которую Радин не мог решить уже несколько лет. Он хотел сказать это вслух, но горло у него пересохло, а язык затвердел. Он забыл надеть наушники, и ливень сделал свое дело.

– В этом городе все время идет дождь, хоть восковые затычки покупай, – сказал Радин, когда смог разлепить губы. Следователь перестал катать леденец и нахмурился. В полутьме его лицо казалось значительнее, хотя от него пахло имбирной сладостью, как от ребенка.

– Вы не имеете права меня арестовывать, – тихо сказал Радин. – Вы и так держите меня в городе безо всякого на то основания. Я ни в чем дурном не замешан, что касается маленькой шутки с карточкой детектива, то у сеньоры Варгас нет ко мне претензий.

– Вот как? – Лейтенант выплюнул леденец в ладонь и сунул его в пепельницу. – Выходит, я вас арестовал? А мне казалось, я предложил вам руку помощи.

– Но вы задаете мне вопросы, – строго заметил Радин.

– Мы просто беседуем по дороге. – Лейтенант повернул ключ зажигания и тронул машину с места. – Вы мне не слишком интересны, хотя ваши действия довольно подозрительны. Куда вас отвезти?

– Поближе к церкви Лапа, лучше со стороны кладбища.

– Хороший район, спокойный. В этой церкви хранится сердце короля Педру Четвертого.

– Я хотел бы уехать из города. – Глаза Радина увлажнились, и он вытер их рукавом. – Деньги кончились, и квартиру скоро отберут.

– И куда вы поедете? У вас там есть работа?

– Я же говорил, что я писатель.

– Писатель – это не работа. Вы случайно ничего сегодня не принимали? Глаза у вас красные. Может, курили?

– Да где бы я взял? – рявкнул Радин в отчаянии, чувствуя, как полезная злость превращается в соленую воду.

– Придете в себя и позвоните, – сказал Тьягу, разворачиваясь возле ратуши. – Забыл, что здесь одностороннее. А то, что вы не нашли, продают на рынке «Больян», на заднем дворе, за фруктовым складом.

Малу

люди пускают чужих людей в дом, разрешают копаться в шкафах, вытряхивать подушки и думают, что от этих людей у них могут оставаться секреты, да только нет, не могут! от меня у хозяйки секретов нет, я знаю, что она снашивает туфли на особый манер, по ночам ходит на кухню и жрет овечий сыр, один раз ей удалось меня обмануть, и то потому только, что глаза у меня были залиты любовью, будто кровавой юшкой

вот ей невдомек, что она гараю в стакан подсыпала, а спроси она меня, я бы сказала – шаманскую траву для потери памяти! я сама такую пила, чтобы одну вещь позабыть навсегда, семь дней пила без толку, только сердце замлело

на седьмой день приснилось, что я снова у тетушки работаю и деньги падрону принесла в мокром комке, а падрон их развесил на веревке, прищепками закрепил и говорит: люди всегда ждут обещанных развлечений, будто владельцы жетонов у дверей лупанария!

чего-чего, а развлечений у нас в этом году хватает, а больше всех хозяйка развлекается, про таких падре прямо сказал: женщина безрассудная и шумливая садится у дверей дома своего на стуле, чтобы звать проходящих дорогою – кто глуп, обратись сюда!

когда гарай на открытии за живот схватился и закричал, я из кухни высунулась, смотрю – его на улицу повели, ноги заплетаются, штаны сзади мокрые стали, а моя сеньора стоит в уголке и руки себе жмет

вот оно что, думаю, лучше бы у нас египтянин в саду работал, египтяне яды мешали аккуратно, чтобы тайны свои сохранять, даже на стене храма было написано: «не открывай, иначе умрешь от персика»

в нашем доме столько тайн, что никаких персиков не напасешься, у падрона тоже есть тайна, и он мне ее рассказал, а потом пожалел, хотя мне сказать – все равно что у церковных дверей положить!

Гарай

Доменика вышла ко мне в красных брюках и белой рубашке без рукавов. Она права, траурный образ в ее случае был бы неуместен. Я оторвался от стены, встал перед ней и начал без предисловий.

– Знаете, о чем я думал, пока поднимался на холм? Я думал: как она решилась на такое? Если вас поймают, все газеты захлебнутся от счастья. Я, разумеется, тоже попаду в капкан, но вы – идеальная обвиняемая, именно такая нужна, чтобы привлечь прессу к успехам следствия.

– Не думала, что вы станете мне угрожать. – Она смотрела поверх моего плеча, на подоконник, где стояла ваза с тюльпанами.

– Угроза исходит вовсе не от меня! Детектив, который явился ко мне с расспросами, сказал, что его наняли, чтобы отыскать Крамера или хотя бы книгу, издатели якобы интересуются. Совершенно ясно, что это шпик, хотя странно, что они только теперь спохватились. Ведь с тех пор прошло уже четыре месяца.