Радио молчание

– Это видео привлекло к себе много внимания, – продолжила директриса. – Почти двести тысяч просмотров на сегодняшний день. Родители начали задавать вопросы.

– А кто вам рассказал обо мне?

– Один из учеников.

– Ох, – снова вырвалось у меня.

– Фрэнсис, откровенно говоря, я не понимаю, зачем тебе понадобилось выкладывать в интернет подобное видео. Неужели ты придерживаешься тех же взглядов, что и авторы… – доктор Афолаян бросила взгляд на стикер, – «Города Юниверс»? Ты тоже считаешь, что нам следует упразднить систему школьного образования, поселиться в лесу и научиться разжигать костры? Выменивать еду на цыплят и самим выращивать овощи? Положить конец капитализму?

У меня было немало причин не любить доктора Афолаян. Она нередко бывала груба с учениками и слепо верила в «инструменты мышления». Но не припомню, чтобы я испытывала к ней такую сильную неприязнь, как в тот момент. К сожалению, меня легко вывести из себя с помощью покровительственного тона.

– Нет, – коротко ответила я, чувствуя, что еще немного – и я либо закричу, либо разрыдаюсь.

– Тогда почему ты это сделала?

Потому что напилась.

– Я решила, что видео обладает художественной ценностью.

– Конечно, – фыркнула директриса. – Тогда вынуждена признать, что я глубоко разочарована. Я ожидала большего.

От видео? Или от меня? Изо всех сил стараясь не заплакать, я потеряла нить нашего разговора. И поэтому просто кивнула:

– Ага.

Доктор Афолаян внимательно на меня посмотрела.

– Мне придется освободить тебя от должности старосты, Фрэнсис.

– О. – Я чувствовала, что все к этому идет. За милю чуяла.

– Дело не только в том, что ты портишь имидж школы. Наши старосты должны верить в Академию и заботиться о ее успехе. Боюсь, это не твой случай.

Мое терпение лопнуло.

– Знаете, мне кажется, это несправедливо. Согласна, публикация видео была ошибкой, и мне жаль, что оно появилось в сети. Но вы узнали о моем участии в нем только потому, что вам об этом сообщили. Видео выложено не на моем канале, но вы почему-то решили, что я придерживаюсь тех же взглядов. Плюс, я не понимаю, какое отношение моя должность старосты имеет к тому, чем я занимаюсь за пределами школы.

Стоило мне заговорить, как выражение лица директрисы изменилось. Теперь она злилась.

– Если то, чем ты занимаешься за пределами школы, влияет на школу, твоя должность имеет к этому самое прямое отношение, – резко ответила она. – Это видео посмотрели многие ученики.

– То есть вы хотите, чтобы я постоянно жила с оглядкой на то, что я староста и кто-то может увидеть, что я делаю?

– Я считаю, что ты ведешь себя неразумно.

Я даже не стала ей отвечать, поскольку не видела смысла спорить. Доктор Афолаян явно не собиралась меня слушать.

Они ведь никогда не слушают. Даже не пытаются.

– Хорошо, – выдохнула я.

– Не слишком удачное начало выпускного класса. – Директриса снова подняла брови и снисходительно улыбнулась, намекая, что мне лучше уйти до того, как она меня попросит.

– Спасибо, – сказала я, сама не зная зачем. Мне не за что было ее благодарить. Я встала и направилась к двери.

– И будь добра, верни значок старосты, – бросила мне вслед доктор Афолаян. Обернувшись, я увидела, что она протянула вперед раскрытую ладонь.

– Господи, Фрэнсис, что случилось?

Когда я вбежала в аудиторию НОЦ, там сидела Майя. Директрисе все-таки удалось довести меня до слез. Нет, я не рыдала – это было бы совсем невыносимо, – но шмыгала носом и терла покрасневшие глаза, стараясь сберечь остатки туши.

Я сбивчиво пересказала свой разговор с доктором Афолаян. Майя ни разу не видела меня плачущей – да никто в школе не видел! – и сейчас чувствовала себя неловко.

– Не переживай, это ведь ни на что не повлияет. По крайней мере, тебе больше не придется ходить на всякие скучные мероприятия и выступать с речами. – Майя натянуто рассмеялась.

– Я не знаю, что теперь делать с эссе для университета… Там целое вступление было посвящено тому, что я староста. Собственно, я и в старосты пошла только ради этого! У меня нет других увлечений, а в Кембридже нужны люди с задатками лидера…

Майя молча слушала мои излияния, сочувственно вздыхала, гладила меня по спине и изо всех сил старалась помочь, но она явно не понимала, чего я так распереживалась. Наконец я сказала, что мне нужно в туалет, поправить макияж, но вместо этого заперлась в кабинке и сидела там, ненавидя себя за то, что плакала перед чужими людьми, но куда больше ненавидя тех, кто заставил меня плакать.

Рейн

– Итак, Фрэнсис, – Джесс, девочка, с которой мы были в одном классе по истории, перегнулась через спинку стула, чтобы заговорить со мной, – если ты Тулуз из «Города Юниверс», то кто озвучивает Радио Молчание? Полагаю, твой друг Алед?

Шла четвертая неделя сентября. До отъезда Аледа в университет оставалось три дня.