– Потихоньку. – Она улыбнулась и посмотрела куда-то поверх моей головы. – Вся в делах, заботах. Скучать не приходится!
– М-м, – протянула я, стараясь выглядеть заинтересованной, но не слишком – чтобы у нее не возникло желания рассказать про дела и заботы в подробностях. – Я просто хотела узнать, дома ли Алед.
Улыбка Кэрол угасла.
– Понятно. – Она сощурилась так, словно решала, наорать на меня или нет. – Нет, милая. Мне жаль, но он в университете.
– А. – Я сунула руки в карманы. – Но он же приедет на Рождество?
– Об этом тебе лучше спросить у него, – сказала Кэрол, сжав губы в тонкую линию.
Внутри у меня все похолодело, но сдаваться я не собиралась.
– Дело в том, что… он не отвечает на мои сообщения. И я за него волнуюсь. Просто хотела узнать, как он.
– Ох, дорогая, – жалостливо рассмеялась Кэрол. – У него все замечательно, уж поверь. Он просто занят. Университет – это вам не шутки, их там заставляют работать как следует. Он пропустил срок сдачи некоторых работ, и ему пришлось задержаться. – Она покачала головой. – Глупый мальчишка. Наверное, развлекался на вечеринках, вместо того чтобы учиться.
Зависание на вечеринках – последнее, в чем можно было заподозрить Аледа, но я не стала ничего говорить. Вдруг Кэрол решит, будто я обвиняю ее во лжи?
– У этого мальчика всегда были проблемы с рабочей этикой, – продолжала она. – У него такой потенциал – он легко получил бы ученую степень, если бы захотел. Увы, он вечно отвлекается на свои бесполезные проекты и прочий вздор. Ты знала, что он тратил кучу времени на написание какой-то нелепой истории, а потом начитывал ее на компьютер? Господи боже, я даже не подозревала, что у него есть микрофон!
Ее негодование было таким бурным, что я не выдержала и рассмеялась. А Кэрол все не унималась:
– Подумать только! Это едва ли не самые важные годы. Нужно на сто процентов сосредоточиться на учебе, иначе можно разрушить свое будущее!
– Да, – я буквально вытолкала из себя это слово.
– Я всегда поддерживала нашего Аледа, но… Меня беспокоит, что он неправильно к этому относится. Алли – исключительно умный мальчик, но почему-то не хочет использовать свой ум. Я с самого детства стараюсь ему помочь, но он ведь меня не слушает. Хотя, конечно, до сестры ему далеко. – Кэрол горько рассмеялась. – Вот уж поистине отвратительный ребенок.
Я почувствовала себя неуютно и уже захотела попрощаться, но ее глаза вдруг вспыхнули нехорошим энтузиазмом.
– Знаешь, пару недель назад Алед по телефону жаловался на отсутствие мотивации, и у меня возникла одна идея. Я считаю, все дело в настрое. Поэтому я решила кое-что поменять у него в комнате.
Мне очень не понравилось, как это прозвучало.
– Ведь в правильной обстановке легче сосредоточиться, согласна? А у него в спальне вечно такой беспорядок… Но ты и сама помнишь. Мне кажется, в этом корень всех проблем.
– Наверное…
– Так вот, я сделала небольшую перестановку. Думаю, теперь ему будет гораздо удобнее. – Она вдруг шагнула назад, освобождая дверной проем. – Не хочешь зайти и посмотреть?
От нехороших предчувствий меня начало подташнивать, но я все равно позволила завести себя в дом.
– Я просто кое-что передвинула, так, по мелочи, – продолжала щебетать Кэрол, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж. – Уверена, он оценит.
Наконец она открыла дверь в комнату Аледа.
Первым делом мне бросилось в глаза, каким все стало белым. Разноцветное одеяло и покрывало с городским пейзажем пропали – их заменили полосатым кремовым бельем. То же самое случилось с занавесками. Ковер остался прежним, но на нем теперь белела дорожка. Гирлянды лежали скрученными в картонной коробке в углу. Со стола исчезли стикеры, со стен – плакаты, открытки, билеты, листовки и флаеры. Теперь они сияли девственной чистотой. Я заметила скомканные обрывки бумаги в коробке с гирляндами, но там было не все. Растения никуда не делись, но за ними явно никто не ухаживал, так что они засохли. От белизны стен слезились глаза – интересно, Кэрол их покрасила или они всегда такими были?
Но настоящий ужас настиг меня при виде потолка: мама Аледа заштукатурила звездное небо.
– Теперь тут так свежо! В чистой свободной комнате и дышится, и думается легче.
Я выдавила из себя невнятное «да», но прозвучало оно так, будто я подавилась.
Алед расплачется, когда увидит, что она натворила.
Мать вторглась в его личное пространство – к нему домой.
Забрала все, что он любил. И уничтожила.
3:54 утра
Наверное, мама здорово переполошилась, когда я заявилась домой с коробкой в одной руке и покрывалом в другой, бормоча под нос что-то об украшении комнаты. Но после того, как я толком все объяснила, на лице мамы проступило неподдельное отвращение.
– Ей должно быть стыдно, – припечатала она.
– Думаю, Алед поэтому до сих пор торчит в университете. Готова поспорить, он считает, что ему некуда возвращаться, он там в ловушке, и позаботиться о нем некому… – Мама увидела, что меня опять понесло, и чуть ли не силой усадила на диван, чтобы я успокоилась. Сама она пошла на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад.