Радио молчание

А: Да, прости. Прости, мне не стоило…

Ф: Все в порядке.

А: Ладно, еще увидимся.

Он повесил трубку прежде, чем я успела что-то сказать.

Я посмотрела на телефон. Было 3:54 утра.

Огонь

– Господи, что с твоими волосами?!

Вечером двадцать третьего декабря Алед сошел с поезда с чемоданом в руке и рюкзаком за спиной. За то время, что мы не виделись, его волосы отросли до плеч. А еще он покрасил кончики в бледно-розовый.

Алед приехал в черных джинсах-скинни, бежевой куртке в рубчик с флисовой подкладкой – и лаймовых кедах с фиолетовыми шнурками. Я пришла на станцию в широком топмановском пальто, легинсах с сетчатым принтом, а на ногах у меня красовались кеды с символикой «Звездных войн».

Алед посмотрел на меня и улыбнулся – пусть слегка скованно, но все-таки это была улыбка.

– Нормально смотрится? – спросил он.

– Да просто потрясно!

Несколько секунд я стояла и разглядывала его, пока он наконец не вытащил из ушей наушники. До меня долетели звуки Innocence группы Nero[24]. Это я как-то дала Аледу ее послушать.

– Слишком громко, – заметила я.

Алед моргнул и снова улыбнулся.

– Знаю.

Мы шли по городу и болтали обо всякой ерунде: о том, как он добрался, о планах на Рождество и о погоде. Я ничуть не возражала – понимала, что мы не сможем сразу вернуться к тому, что было.

Я была благодарна уже за то, что Алед рядом.

Мама с порога предложила ему выпить чаю, но Алед покачал головой.

– Лучше я сначала забегу к себе и объясню, почему собираюсь провести Рождество у вас, – сказал он.

Я удивленно посмотрела на Аледа.

– Я думала, ты предупредишь маму заранее.

– Боюсь, такие новости лучше сообщать лично.

Алед уронил рюкзак на пол в прихожей и прислонил чемодан к стенке.

– Вернусь минут через десять, – пообещал он.

Я ему не поверила.

Когда он не вернулся спустя полчаса, я начала паниковать. Мама от меня не отставала.

– Может, мне к ним сходить? – неуверенно предложила она. Мы стояли у окна в гостиной и неотрывно наблюдали за домом Аледа. – Вдруг она меня послушает? Двум взрослым легче найти общий язык.

А потом мы услышали, как Алед кричит.

Точнее, это был не крик, а пронзительный вой. Я не представляла, что человек способен издавать такие звуки.

Не помня себя от страха, я вылетела из дома и рванула через дорогу. Алед, спотыкаясь, вышел мне навстречу. На миг мне показалось, что он ранен, но нет: физически он был невредим, только лицо его превратилось в жуткую маску боли. Алед захлебывался рыданиями; я обняла его за плечи и помогла сесть на бордюр, не зная, чем еще помочь. Он плакал так, словно его подстрелили, словно он умирал…

Потом Алед начал всхлипывать: «Нет, нет, нет, нет, нет…» – даже не пытаясь вытереть слезы. Напрасно я спрашивала его, что случилось, что опять натворила его мама, – он только мотал головой и мычал, как будто разучился говорить. Наконец я услышала:

– Он-на его уб-била… Он-на убила его.

К горлу подступила тошнота.

– Кого? Объясни, что произошло?

– М-моего… М-моего пса… Б-брайана… – выдавил Алед и снова заплакал так громко, словно всю жизнь копил в себе эти рыдания.

Я окаменела.

– Она… убила… твою собаку?.. – прошептала я непослушными губами.

– Она с-сказала… Что ей сложно было за ним присматривать из-за того, что я уехал… А Брайан был уже старым, и она… П-просто… П-просто взяла и усыпила его.

– Нет…

Алед издал вопль отчаяния и зарылся лицом в мой свитер. А я сидела и отказывалась верить в то, что кто-то способен на подобную жестокость. Но Алед, рыдающий в равнодушном свете уличных фонарей, был абсолютно реален. Все это происходило на самом деле. Мать забирала у него все, что было ему дорого, и уничтожала. Методично и неумолимо уничтожая его самого.

Ржавые северные руки

– Я заявлю на нее в полицию, – повторила мама уже в четвертый раз за последние полчаса. – Или хотя бы схожу и выскажу все, что о ней думаю!

– Это не поможет, – безжизненным голосом сказал Алед.

– Что мы можем сделать? – спросила я. – Должно же быть хоть что-то…

– Нет. – Он встал с дивана. – Я возвращаюсь в университет.

– Что? – Я вскочила и побежала за ним в прихожую. – Но ты не можешь встречать Рождество в одиночестве!

– Я не хочу находиться рядом с ней.

Мы замолчали.

– Знаешь… – вдруг сказал Алед. – Когда нам с Кэрис было по десять лет, мама сожгла кучу одежды, которую Кэрис купила в благотворительном магазине. А Кэрис так радовалась штанам с галактическим принтом, собиралась гулять в них с друзьями… А мама сказала, что они только в помойку годятся, и просто сожгла их в саду, пока Кэрис кричала и плакала. Она пыталась вытащить их из огня, обожгла руки, а мама ее даже не пожалела. – Алед невидяще уставился прямо перед собой. – Я тогда сказал ей сунуть ладони под холодную воду…

– Господи боже, – прошептала я.

Алед опустил глаза, его голос был едва слышен:

– Она ведь могла просто их выкинуть, но вместо этого решила сжечь.

Следующие пятнадцать минут мы с мамой пытались убедить Аледа остаться, но он был непреклонен.

Он снова уезжал.