Выпав из маминого поля зрения, мы с Лесей немедленно стащили с себя шапочки и засунули их в карманы курток. Леся, как более послушная, сразу нашла оправдание нашему поступку: у нас же есть капюшоны, а они гораздо лучше шапок.
И тут же она завела привычную песню: гулять она не хочет, места подозрительные, жители подозрительные, везде антисанитария, лучше всего сидеть дома с мамой. В обычное время в такой ситуации я молча доставала наушники и слушала более приятные звуки из своего плейлиста.
Но сейчас, кажется, первый раз в жизни я оставила спасительные затычки в нашем новом доме рядом с зарядкой для телефона. Поэтому пришлось пригрозить сестре: если сейчас же не угомонится, пойдет в дом одна!
Угроза сработала. По крайней мере, на некоторое время. Зато теперь ее внимание переключилось на новый объект для осуждения.
— Так себе деревня. Какое-то захолустье! — оглядевшись по сторонам, заявила Леся.
В принципе, я могла бы высмеять сестру за снобизм. Но у меня нет такого принципа. И к тому же в этот раз я была готова с ней согласиться.
Деревенька действительно была совершенно захолустная. Мне кажется, здесь в какой-то момент развития произошел сбой. Ну то есть электричество провели, а асфальтовые дороги не проложили. Магазин вроде с современными продуктами, а автомобили — все советские. А дома, кажется, вообще из позапрошлого века. И хоть бы на одном телевизионная тарелка стояла, но нет! Конечно, антенны могли быть не видны с улицы, но все же странно. И телефонов, ни простых, ни мобильных, у них нет, и банкоматов. Только радио. Какой-то прошлый век.
На заборах то тут, то там нахлобучены глиняные горшки, издали неприятно напоминающие человеческие черепа. Но что особенно удивительно, так это ряженые чурбачки, которые дяденька Митяй назвал захряпами-наряжухами. Они были в каждом дворе, куда нам удалось заглянуть сквозь разросшиеся кусты. Причем стояли не обязательно в огороде, что было бы логично (отпугивать птиц). Фигуры, упорно ассоциирующиеся у меня с деревянными языческими идолами, торчали то у стены дома, то у забора, то прямо по обеим сторонам калитки.
— Праздник у них, что ли, какой-то? — удивлялась Леся. — С Масленицы, что ли, остались?
— А что? Вполне возможно! Им было жалко сжигать таких замечательных наряженных захряп, и они решили их оставить навсегда.
— Они некрасивые. Жуткие.
Леся неодобрительно помотала головой и чуть не упала, споткнувшись об очередную рытвину на дороге. Вообще-то вся так называемая улица состояла из разъезженной и намертво засохшей буграми и волнами грязи. Сейчас здешние дороги сырыми не были, но я легко представила себе, каково тут после дождя. Наверняка увязнешь и ногу не сможешь выдернуть. Затянет, как болото.
Что-то все время цепляло меня, пока мы глазели по сторонам. Что-то ускользающее, но неверное, неправильное. Дошло, только когда Леся неодобрительно проговорила:
— Вообще, что за манера не писать номера домов? А вдруг я заблужусь? Что вот это за улица? Как называется?
— Где ты заблудишься, на этой целой одной улице? — фыркнула я.
Но действительно, ни на одном из домов, ни на заборах, ни на каком-нибудь указателе (хотя тут не было никаких указателей) не нашлось ни номера, ни названия.
— А как почта их находит? — продолжала возмущаться Леся. — Разве это законно, без адреса быть?
— Да они небось сто лет на одном месте живут и ничего не меняют. Помнишь, тетка-продавщица сразу спросила про дяденьку Митяя. Вот у них есть дом дяди Митяя. Почтальон тоже наверняка местный, знает, кому нести письмо: «Жабалакня, Митяю».
Мы бы и внимания не обратили, если бы идущая навстречу женщина вдруг странно не заметалась в явных попытках скрыться. Это была та самая хамская тетка в калошах, Клавдия Матвеевна из Сырых Дорог! И малиновый берет лепешкой тот же!
Вот так встреча! Что она здесь делает?
Тетка, как только поняла, что замечена, каким-то суетливым движением рванула с дороги в сторону кустов у завалившегося забора. Не раздумывая, мы с Лесей кинулись за ней. Просто из вредности, раз она попыталась скрыться. Взрослый человек — от нас, девочек.
На самом деле ни одна из нас не собиралась по своей воле вступать в контакт ни с одним из местных. И уж тем более с этой! Повторюсь, мы рванули за мерзкой теткой просто из чувства противоречия, чтобы отомстить за маму.
Но то ли тетка знала тайные тропы, то ли была очень шустрой, только мы ее не догнали.
Ну не через забор же она сиганула! Все-таки уже не молодая. И малиновый берет, по идее, легко было разглядеть сквозь скудную зелень, но, однако, он нигде не наблюдался. Пропала прямо как тот гопник. Местная особенность, что ли, — растворяться в заборах?
Пока я размышляла о невероятной скорости злобной Клавдии Матвеевны, Леся уже переключилась на свою любимую тему — живую природу.
— Ты посмотри, какая жаба! Противная, но хорошая! Огромная какая. Разве они уже проснулись? Разве жабы вылезают в конце апреля?