Радио Судьбы

— Ну, вот и все, ефрейтор. Мне пора. Это называется… — Он посмотрел на небо, словно рассчитывал увидеть там звезды, кадык судорожно дернулся… Комбат проглотил комок, — Отвлекающий маневр. Давай, с богом! Не на вокзале — плыви, голубь. Не хватало нам только начать целоваться.

Он зашел в воду и оттолкнул лодку от берега. Черная посудина закачалась и медленно поплыла. Ластычев толкал ее до тех пор, пока лодку не подхватило течением. Он и так зашел уже слишком далеко — почти по шею. Надо было еще успеть вернуться обратно.

Ластычев развернулся и тихо, стараясь не шуметь и не брызгать, побрел к берегу.

— Комбат! — услышал он у себя за спиной.

— Какой я, к черту, комбат… Я — обходчик… — Он не обернулся, продолжал идти, помогая себе руками.

— Комбат! — Голос стал громче, требовательней.

— Как я это ненавижу… Бывает же такая ерунда…

Он оглянулся. Ваня сидел на корме и, не отрываясь, смотрел на него. Круглая ладошка с нелепо растопыренными пальцами застыла у правого виска.

— К пустой голове… — Ластычев погрозил ему…

И в следующую секунду — он даже сам не ожидал — комбат выпрямился, почувствовав, как загудели мышцы спины, словно натянутые стальные тросы, рука метнулась к уголку брови — четко, мгновенно, он задержал ее на секунду и отдернул.

Ване показалось, что он что-то смахнул с ресниц.

Выйдя на берег, он схватил автомат и, на бегу срывая предохранитель, заорал:

— «Этот день Побе-э-эды! Порохом пропах!»

Выстрел.

Там, на кордоне, всполошились.

«Ну еще бы!»

— «Это пра-а-а-здник! С сединою на висках!»

Еще выстрел.

Он вдруг забыл слова-, но не растерялся — начал заново:

— «Этот День Побе-э-э-ды!»

Он увидел, как качаются кусты, и побежал к ним.

«Добежать бы до полянки — чтобы они меня хорошо видели!»

Прямо перед кустами была небольшая полянка. Ластычев выбежал на середину, отсоединил магазин от автомата и развел руки в стороны: в правой — оружие, в левой — пустой рожок.

— Я здесь, я здесь!

— Бросай оружие! — раздалось из кустов.

— Конечно, конечно.

Он демонстративно откинул автомат и рожок и уселся на землю, скрестив ноги по-турецки.

Шевеление в кустах прекратилось. Затем — спустя какое-то время, по прикидкам Ластычева выходило, что не меньше минуты — с разных сторон кустов, на расстоянии двадцати метров друг от друга, появились два солдата в голубых беретах. — Они медленно двинулись к комбату.

«Молодцы! Грамотно! Кто-то остался в кустах, сидит по центру и держит меня на прицеле. Главное — не дергаться!»

Он поднял руки:

— Ребята, у меня ничего нет.

Ластычев отметил, что бойцы действуют правильно — не перекрывают линию огня и держат оружие наготове.

— Вот я и говорю: пошел за грибами, а патроны кончились. С вами такого ни разу не бывало?

Один из солдат, здоровенный парень («метра два, никак не меньше») подошел к Ластычеву. Второй стоял в пяти метрах и держал комбата на мушке.

Ластычев увидел, как здоровый снимает палец с курка. «Сейчас… Расслабься… Просто замри… Отключи рефлексы…

Представь, что ты лежишь на диване и готовишься увидеть сладкий сон…»

Парень отвел глаза и мотнул головой за спину Ластычева:

— Ты что, не один?

«В этом месте мне полагается обернуться. И, может быть, пустить слюнку — для убедительности».

Он улыбнулся. Кивнул. И обернулся, подставляя незащищенный затылок.

Так и было. Он почти ничего не почувствовал. Удар — и он уже лежал, уткнувшись лицом в траву.

* * *

Шоссе Таруса — Калуга. Деревня Черкасова.

Мезенцев издалека заметил угольно-черный «Урал», стоявший на обочине.

— Конечная. Мы у цели, — зловеще сказал он, и Соловьев подумал, что меньше всего он хотел бы сейчас находиться там, где находится — в кабине огромного трактора, рядом с этим сумасшедшим, выдающим себя за капитана спецназа.

— Держись, — крикнул Мезенцев и направил трактор прямо на мотоцикл.

Байк скрылся за обрезом двигателя, еще мгновение — и трактор тряхнуло. Соловьев машинально обернулся и через разбитое заднее стекло увидел лежащий на дороге мотоцикл. Точнее, то, что когда-то было мотоциклом, — сейчас это была просто груда металлолома.

— Я же знал, что догоню.

Соловьев понимал, что Мезенцев разговаривал сам с собой… или с кем-то еще, но не с ним. И еще он понимал, что, наверное, в этом и заключается его единственный шанс — убежать при первой же возможности, когда капитан (он продолжал называть его капитаном) хотя бы ненадолго отвлечется. Надо только выбрать момент.

— Эй! — Мезенцев больно толкнул его локтем в бок. — Не спи! Смотри по сторонам, мы должны их найти!

— Кого? — Соловьев готов был найти кого угодно, лишь бы капитан забыл о нем.

— Не прикидывайся дураком! Ты и так не очень умно выглядишь. Тех двоих, которые приехали на мотоцикле!

— А-а-а… Конечно. Сейчас.

Они разделились: Мезенцев смотрел на те дома, что стояли слева от шоссе, а Соловьев разглядывал правые.

Это он заметил Джорджа: на крыльце мелькнула мужская фигура. Человек замедлился на несколько мгновений, словно хотел рассмотреть то, что находилось внутри дома. Услышав рев дизеля, он спрыгнул с крыльца, но было уже поздно.

— Вон там! Я видел его! — показывал Соловьев.