Радио Судьбы

— Мама! — Сержик не стал подводить курсор к кнопке «Пуск», не стал дожидаться, пока компьютер подготовится к выключению, он просто выключил его из сети, как обыкновенную лампочку — вещь, которую в других обстоятельствах он бы себе ни за что не позволил. — Мама! Собирайся! Мы едем в Тарусу!

Он выскочил в коридор, схватил куртку и стал натягивать ботинки. Когда-то, читая Библию (он ее читал, как обычную книжку, как длинную сказку с не очень-то хорошим концом… но ведь хороший конец — вещь слишком условная, а что, у Андерсена в «Русалочке» в финале все поют и пляшут, «они жили долго и счастливо и умерли в один день»?), он понял одну важную мысль, заключенную в ней, — настоящая ВЕРА способна творить чудеса: двигать горы и поворачивать время вспять.

И сейчас произошло что-то похожее, мама, увидев его поспешность и решительность, не стала всплескивать руками, долго и нудно обо всем расспрашивать, вертеться перед зеркалом, причесываясь и накрашиваясь — она бросилась в свою комнату, скинула халат и стала одеваться.

Через приоткрытую дверь — Сержик не удержался, взглянул— он увидел ее почти обнаженной, в одних простых белых трусиках, увидел и удивился, какая она, оказывается, красивая, молодая и стройная, с упругой грудью и длинными мускулистыми ногами. В этом любовании не было ничего, за что Сержику могло бы быть стыдно, он восхищался матерью и любил ее. И, значит… Получается, это все — правда? Все действительно так, как говорил отец? Заклинание действовало?

Сержик улыбнулся и повторил про себя: «У нас все хорошо».

Елена натянула джинсы, легкий свитер, схватила с вешалки ветровку и сунула ноги в босоножки на плоской подошве.

— Куда, ты сказал, мы едем? — Она не выглядела удивленной, только сосредоточенной — словно надписывала на конверте адрес и боялась ошибиться.

— В Тарусу!

— Понятно.

Она взяла с зеркала, стоявшего перед выходом, кошелек и сунула его в карман.

— Поехали.

Они задержались на мгновение, чтобы поцеловаться. Быстрый, легкий поцелуй. Почему бы и нет, если у них все хорошо?

Ластычев хотел выйти из палатки вслед за генералом, но бдительный Некрасов преградил ему путь Он лишь молча покачал головой. Ластычев кивнул. Они могли обходиться и без слов, достаточно было пантомимы.

Ластычев потянулся, придерживая штаны. — Спецназ? — кивнул он, глядя на капитана, словно у того на лбу было написано, что он из спецназа.

Впрочем, несмотря на отсутствие каких-либо опознавательных знаков, это и так было понятно. Было что-то такое в развороте плеч, во внимательной отрешенности взгляда, в посадке головы и даже — в четкой линии подбородка.

Некрасов молчал, но его молчание стоило целой речи.

— Я тоже… когда-то, — стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее, сказал Ластычев. — Там, где было мало воды… Восемьдесят второй, орден Красной Звезды… — Он ткнул себя пальцем в грудь, в то же место, куда ткнул его генерал.

Некрасов молчал. Но теперь он уже молчал по-другому.

— Да… «Опять тревога, опять мы ночью уходим в бой… И родной АКМС — наперевес..» Романтика выжженных рав нин… Маленькие прелести рукопашного боя… Пришлось всем этим пожертвовать — ради увлекательной карьеры обходчика…

Повисла пауза.

— Капитан, у тебя… закурить не найдется? — Он мог бы добавить: «В левом нагрудном кармане, жесткая пачка, по виду— что-то дорогое… Хорошее».

Он мог бы полчаса рассказывать о том, что заметил всего за несколько секунд, что сумел ухватить его по-прежнему цепкий взгляд, он уже очень многое знал о капитане, включая и то, что ему, видимо, уготована та же судьба, что и самому Ластычеву, но он не знал одного — угостит его Некрасов сигаретой или нет. Потому что и то и другое было бы естест венным.

Некрасов замер, внимательно глядя на него, Ластычев виновато улыбнулся и развел руками:

— Карьера обходчика не предполагает высоких заработков… Это, так сказать, служение высоким идеалам, а не поклонение золотому тельцу.

Некрасов — все так же молча — вытащил пачку «Честер-фильда» и протянул Ластычеву. Ластычев (непонятно, почему у него вдруг задрожали руки? Ведь не оттого, что его угощали импортными сигаретами? Эка невидаль, нет, дело было не в этом…) взял из пачки одну и вернул Некрасову, но тот вертикально выставил ладонь: оставь себе.

В общем-то, слова были не нужны. Об этой мелочи не стоило и говорить, ни тому, ни другому. Но эта мелочь дорогого стоила. Ластычев кивнул:

— Может, выйдем на улицу? Чего дымить в палатке? Я не убегу.

Некрасов помедлил, затем качнул головой" пошли.

Они вышли на воздух, капитан, словно спохватившись, протянул Ластычеву зажигалку, тот прикурил и с наслаждением затянулся.

— Прекрасный сегодня денек… — Он выпустил дым через нос — двумя упругими плотными струями. — Это так генерал говорил… Ну, когда он еще не был генералом. Он, правда, добавлял… Э-э-э… — Ластычев замялся и поспешно сунул сигарету в рот. Снова затянулся. — Прекрасный!