Радищев

«…Гордые своим богатством граждане гнушаются считать равными себе людей, осужденных жить в труде… Нарождаются несправедливые и тиранические правительства, пристрастные и гнетущие законы, — одним словом, нагромождение бедствий, под которыми стонут народы», — читал он у аббата Мабли.

Книги философов-просветителей увлекали юношу, давали новый толчок мысли, но их смелые и гневные призывы падали на уже подготовленную почву и только усиливали то чувство внутреннего протеста, которое возникло в душе Радищева еще в России, которое росло, развивалось и крепло под воздействием русской действительности, под воздействием того первого жизненного опыта, который он приобрел за свою недолгую жизнь.

Думая о прочитанном, он видел перед собой далекую родину, о которой бережно хранил воспоминания, с которой не утратил связи, видел «людей, осужденных жить в труде». Все становилось предельно ясным и потрясало силой жизненной правды, стоило только вспомнить придворные маскарады, празднества и солдат, идущих с пушками на усмирение бунтующих крестьян…

Далека, далека была родная русская земля! Но родину Радищев и его друзья не забывали ни на один день. Каждый из них по-своему готовил себя к тому, чтобы служить ей. Все, что они приобретали на чужбине, они приобретали во имя того, чтобы отдать все это родине.

И здесь, в чужом Лейпциге, многое напоминало им о России. Во-первых, сюда часто приезжали люди из отчизны.

«Отправление российских морских сил; в Архипелаг, в последнюю войну между Россиею и Турциею, доставило нам в Лейпциге случай видеть многих наших соотчичей, проезжавших из России в Италию и оттуда в Россию», — пишет Радищев в «Житии Федора Васильевича Ушакова».

Во-вторых, студенты получали письма, посылки и деньги от родных. Получали они и книжные новинки и журналы того времени — такие, как «Всякая всячина», «Трутень», «Адская почта».

Несомненно, знакомились они и с иностранными книгами и статьями, посвященными России, и, уж конечно, говорили о России с товарищами по университету, с профессорами и другими знакомыми иностранцами. А Россией в те времена интересовались за границей особенно живо и с пристальным вниманием присматривались к происходившим в ней событиям.

Екатерина II, во что бы то ни стало добиваясь популярности, старалась всеми возможными средствами привлечь внимание к своей деятельности передовых писателей Европы. Ее знаменитый «Наказ», изданный в России в 1767 году, спустя три года был напечатан на латинском, французском и немецком языках.

Было известно, что императрица ни на один день, по ее собственным словам, не расстается с «Энциклопедией» и заполняет свою библиотеку новейшими книгами по всем отраслям знания.

Было известно и то, что она предложила Дидро, подвергавшемуся преследованиям во Франции, перенести печатание «Энциклопедии» в Россию. А когда Дидро, нуждавшийся в деньгах, хотел продать свою библиотеку, она купила все его книги и оставила их у него на хранение, назначив ему жалованье как своему библиотекарю.

Д’Аламбер писал Екатерине: «Вся литературная Европа рукоплещет отличному знаку уважения и милости, какой ваше императорское величество оказали Дидро…»

«Ну, славный философ! Что скажете о русской императрице? — спрашивал Вольтер Дидро в одном из своих писем к нему. — В какое время живем мы? Франция преследует философию, а Скифы ей покровительствуют!..»

Дидро не остался в долгу. Он купил по поручению Екатерины драгоценную картинную галлерею и, — что для Екатерины было важнее всего, — уговорил писателя Рюльера не издавать своего сочинения о русском дворцовом перевороте 1762 года, в котором вскрывалась подлинная роль Екатерины в этом событии.

Была, наконец, известна ее переписка с Вольтером, развивавшим перед ней широкие и смелые планы внешней политики: изгнание турок из Европы и восстановление «отечества Софокла и Еврипида»[67], а также и то, что Екатерина предлагала Д’Аламберу принять на себя труд воспитания наследника русского престола и что ее фаворит — граф Григорий Орлов — писал под ее диктовку Жан-Жаку Руссо, приглашая его в Гатчину.

Многие в Европе считали, что Россия потерпит поражение в войнах с Турцией и Польшей. Но вот в 1770 году главнокомандующий русскими войсками Румянцев близ реки Ларги нанес тяжелое поражение войскам крымского хана, вторгшимся в южные русские владения. Вслед за тем, имея всего около 25 тысяч солдат, Румянцев атаковал и разбил на реке Кагул главные турецкие силы, насчитывавшие до 150 тысяч воинов.

Не менее блистательные успехи были достигнуты и на море. Русский флот совершил смелый поход из Балтийского моря к берегам Греции. У Чесменской бухты в июне 1770 года русские корабли атаковали турецкий флот. Русскому флоту был дан приказ: истребить неприятеля или погибнуть. После нескольких часов ожесточенного морского боя турецкий флот, превосходивший русский по числу кораблей в два раза, отступил и укрылся в Чесменской бухте. А на следующий день весь турецкий флот был уничтожен.

Россия вставала издали перед русскими студентами в блеске просвещения и воинской славы.