Радость и страх. Рассказы

Пришло еще несколько писем с Вест-стрит и несколько журналов; Почта с Вест-стрит приходила каждый день, но она ее не читала. Ей не хочется думать про Вест-стрит. Вот, например, открытка от Джобсона, она уже два раза попадалась Табите на глаза, и читать ее с каждым разом противнее. «Б. откалывает коленца. Ф. сильно озабочен. М. зверствует из-за передовой. Телеграфируйте новый адрес Доби и ключ от детской. Дж.»

Что за чушь - телеграфируйте ключ от детской! Конечно, Фред озабочен, он вечно чем-нибудь озабочен. А что Буль всем набьет оскомину - это можно было предвидеть. Мэнклоу, тот, очевидно, пытается втиснуть в «Бэнксайд» побольше политики. Вполне естественно.

Она рвет открытку, а потом, после минутного колебания, и все нераспечатанные письма - и бросает в корзину. И ложится спать торжествуя, чувствуя себя Наполеоном «Теперь мне туда возврата нет. Решение принято».

Но тут же ей приходит в голову, что в письмах могло быть что-то важное. Возникают вопросы. Какие он там откалывает коленца? Почему Фред озабочен? Что еще затеял Мэнклоу? И что будет, если он прогневит Ринча? На словах-то Ринч радикал, но взгляды у него едва ли такие уж радикальные. И эти мысли не дают Табите покоя. Она гонит их прочь, а нервное напряжение растет. Сна ни в одном глазу. Все тело полнится тревожным вопросом: «Что стряслось на Вест-стрит?»

А что-то стряслось, она уже в этом уверена. Только что именно и насколько это серьезно?

Наконец уже среди ночи она решает: «Съезжу туда, посмотрю, что там делается». И утром, встав пораньше, пишет Бэрну записку: «Уехала в Лондон по срочному делу. На будущей неделе вернусь. Напишу», собирает саквояж и несессер и спешит на станцию.

Через двадцать минут она уже сидит в местном поезде, который поспевает к лондонскому экспрессу. Она сама на себя дивится: «Надо же, какую устроила панику. Бедный Тедди Бэрн. Напишу ему не откладывая».

Но мысли ее с энергией, порожденной морским воздухом и переменой обстановки, тут же снова устремляются к проблемам Вест-стрит. «Если это из-за Буля, я подам мысль издать его книгой. Скажу, что такого крупного поэта стыдно упрятывать в журнал».

Ее бесит, что местный поезд тащится так медленно, со всеми остановками. Ей уже кажется, что каждая минута дорога. А если на Вест-стрит действительно что-то стряслось, это она виновата. «Мэнклоу зверствует». Очевидно, опять ссора. Право же, эти мужчины - сущие дети!

Оказывается, на Вест-стрит в общих чертах все так, как она ожидала, разница только в деталях. Мэнклоу требует места для политических статей и отказался печатать Буля. Он заявляет, что время Буля миновало. «Декаденты - это вчерашний день, даже духу их не осталось, а новая публика требует политики, новой, левой политики. И чем хлеще, тем лучше».

Но удивительно то, что, когда ему не дали денег для привлечения видных политических обозревателей, он подал в отставку.

А Буль - тот не кажет глаз. Отдаленное расположение детской избавляет его от всякого вмешательства. Он превратил ее в крепость, заваленную рваной бумагой и пустыми бутылками, - там он живет, ест, спит и пьет. А когда нужно, неслышно покидает свое убежище и снова возвращается, проявляя хитрость, выработанную годами бездомного существования.

Нападки Мэнклоу нимало его не смущают. - Что я вышел из моды - это хорошо, - говорит он Табите. - Теперь я могу создать что-то ценное.

Но Стордж негодует: - Пусть уходит. Буль один стоит десятка твоих Мэнклоу. Мэнклоу - приспособленец и больше ничего.

- Но послушай, милый, важно другое - можем ли мы без него обойтись? Табита терпеливо гнет свою линию, а сама думает: «Фред стареет. Я и забыла, до чего он старый». Да и все на Вест-стрит кажется ей постаревшим, слинявшим: занавески, краска на дверях; Мэнклоу заметно поседел; Буль развалина; Стордж весь сгорбился, обмяк, ходит, как древний старик, не сгибая колен, и лицо всегда озабоченное, сдвинутые брови - как застывшая гримаса боли.

«Боже мой, - думает Табита, не пробыв в квартире и трех часов, - какое счастье, что я вовремя вернулась, ведь все могло пойти прахом!»

Она мчится к Ринчу, тот показывает себя верным союзником. Обещает ее поддержать. Предлагает свой экипаж, чтобы ехать в Блумсбери на поиски Мэнклоу.

И в этом экипаже, пользуясь короткой передышкой, обдумывая, как повести разговор с Мэнклоу, она вдруг вспоминает Бэрна. «Ой-ой-ой, надо написать бедному Тедди. Надо что-то решить».

Но теперь ей кажется, что Сэнком и все, что с ним связано, где-то очень далеко, и далеко не только в пространстве, но и во времени. Просто не верится, что каких-нибудь тридцать часов назад она еще была там. Сейчас одиннадцать, Куэры гуляют по берегу, Эдит играет в гольф, Тедди Бэрн с видом государственного мужа революционного толка излагает мисс Принс свои требования к новому правительству. Бедный Тедди, бедный мальчик.