Радость и страх. Рассказы

- Если б удалось перевезти его в Хэкстро, мы позвали бы Бэйна. Тот шотландец, умеет молчать.

Внезапно рядом с ними появилась Табита. Мужчины вздрагивают от ее голоса: - Ну что, послали за доктором? А если он умрет? Где телефон?

Джон и Смит тревожно переглядываются, словно говоря: «Как же быть? Она не понимает. Женщины не видят дальше своего носа». Как объяснить ей, что необходимо пойти на риск, даже если это будет стоить Голлану жизни? Голлан - фигура настолько важная, что человеческие мерки к нему неприменимы, он как один из тех древних царей, наделенных божественной властью, к которым даже врач не смел прикоснуться.

- Это значило бы взвалить на себя огромную ответственность, леди Голлан, - мямлит Смит. - И притом открыто ослушаться шефа.

- Мне кажется, мама, тут требуется осторожность.

- Осторожность! - Табита нетерпеливо отмахивается от них. - Но это убийство! - И требует, чтобы ее провели к телефону.

По счастью, еще прежде, чем она дозвонилась до врача, вбегает машинистка - она подняла на верхний этаж грузовой лифт.

Смит, Джон и оба клерка переносят Голлана в лифт и пристраивают на каких-то ящиках. Он и сам пытается помочь. И крепко держится за Джона. Не уходи, Джонни... Это ничего... Не удар... чтобы в газеты не попало.

- Все будет шито-крыто.

- Да, шито-крыто... никаких разговоров... скорее домой.

Клерк уже привел во двор такси. Через полчаса Голлан в Хэкстро и до постели добирается сам, чтобы слуги видели, что он здоров. И продолжает упрямиться: - Никаких докторов, а то пойдут разговоры. Не хочу разговоров. Джонни, ты останься. - Он бросает на Табиту подозрительный взгляд. Ладно, Берти, я ничего. Джонни со мной побудет. - И Табита, поняв намек, выходит из комнаты.

А наутро, отбывая якобы в инспекционную поездку на север, а на самом деле - отдохнуть недельку в глухой рыбачьей деревушке в северном Уэльсе, он берет с собой не только Табиту, но и Джона. Табите он уже не доверяет. Боится, что она выдаст его докторам.

- Не суетись ты, Берти. Вам, женщинам, все бы суетиться. Я здоров.

И правда, после недельного отдыха он как будто опять вошел в норму. Разве что ноги на ходу иногда заплетаются да вдруг замолчит на полуслове. Но если это случается на людях, Смит, или Джон, или и тот и другой всегда готовы ввернуть что-нибудь подходящее, и старик проходит дальше, словно уже сказал все, что хотел.

Как Смит ни осторожничал, избежать сплетен не удалось. Слухи, по обыкновению, родились словно сами собой и мгновенно разрастаются. Смит негодует - поговаривают, что у Голлана был удар.

- А почти наверняка так и было, - говорит Джон.

- Наверняка ничего не известно. В том-то и опасность пересудов - они совершенно безответственны.

Но после того, как эти слухи промелькнули в каких-то захолустных газетках, Джон стал особенно необходим старику. Он буквально не отпускает его от себя. Чтобы Джон не только осуществлял его распоряжения, но и ограждал его от слишком внимательных глаз.

Он опять стал с Джоном очень ласков. Говорит ему: - Работа трудная. Я с тебя много требую; но это все будет твое. Я завещаю тебе и старый автомобильный завод, и литейную. Так что о своем печешься.

Преданности Джона он добивается любой ценой. Миллионы для него ничто, лишь бы сохранить свои функции, свое поле деятельности. Про то, что Джон унаследует Хэкстро и тамошние заводы, он говорит даже Стоунам, и те принимают эту новость с вежливым одобрением по двум причинам: во-первых, две трети капитала, вложенного в «Голлан индастриз», так или иначе достанутся им, а во-вторых, Голлан снова неизмеримо вырос в их глазах. Они всем рассказывают, как Голлан меньше чем за десять лет создал завод в Хэкстро на пустом месте, и Гектор ссылается на него на заседаниях правлений. «Мой тесть считает так-то и так-то, а его суждениям, я полагаю, можно верить. В сущности, он выиграл для нас войну».

Голлан боится Стоуна и ненавидит его. Он даже дочь не подпускает к себе слишком близко - опасается, как бы они не заметили какой-нибудь перемены в его наружности. «Отгоняй от меня этих слепней, Джон, - ворчит он. - Не давай им кусать старого мерина. Мне некогда тратить на них время, очень уж много дела».

И даже узкий круг его приближенных - Джон, Табита, Смит - сомневается: может быть, он и вправду еще делает нужное дело? Ведь мало того, что не померкло сияние его репутации; он еще полон того нервного огня, что продолжает жечь, хотя больше смахивает на лихорадку, чем на пламень жизненной силы. Жжет даже сильнее, потому что старик до крайности нетерпелив и подозрителен, беспощаден ко всякому, кто ему не угодит, и слышать не хочет о трудностях. В ответ на любую критику или возражение кричит, как капризный ребенок: - Знаю, все знаю, а вы делайте как я говорю. Время военное. Трепать языком некогда.