Радость моя, громкоголосая

— А какие травы в чай кладёте? Я чувствую, что пахнет душицей, а вот другие не могу определить.

— Секрет! Вам, городским, только скажи — в тайге и травы-то не останется, всё живо выпластаете да домой перетаскаете. А всё равно правильно высушить не сможете, так и сгниёт без пользы. Ты мне вот что скажи, Софья: твой-то волк тоже СОБРовцем оборачивается?

— Э-э-э… не-е-ет…, - та в замешательстве посмотрела на Аллочку. Подруга, глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, решительно выпалила:

— вожак он, Гранецкий Айк.

Софья закусила губу, тревожно глядя на старика. Кто его знает: может, он заочно ненавидит её мужа? Но Прохор задумчиво покивал головой, глядя в никуда: — да-а, жаль, что поздно он волков под себя подмял, укорот им дал, не даёт воли зверям.

Женщины поняли, что он вспоминает о событиях сорокалетней давности, когда погибла его семья. Соня виновато сказала:

— так Айк позже родился. Но он всё знает и никогда не допустит повторения.

— Наслышан я о твоём муже, Софья. Хоть и волк, а правильный мужик, справедливый.

Подруги облегчённо перевели дух.

Прохор подул на блюдце с чаем, громко прихлебнул: — ну, рассказывайте теперь, с чем пришли. Кто только и вспомнил про меня да вам рассказал! Прямо диво — дивное!

— Да это всё Сонькина бабушка! — засмеялась Аллочка, — она Олежку моего любит и сильно жалеет, вот и вспомнила про вас!

— Хм, — усмехнулся Прохор, — бабушка-то где живёт? Неужто в Малой Ветлуге?

— Ну да, — заулыбалась Софья, — Никонова Прасковья Агафоновна, знаете её?

— О-о, Паня, значит, меня сдала! — хлопнул себя по коленям Прохор, — мы ведь с ней хороводились одно время, а потом как-то не сошлись характерами. Она, Паня-то, норовистая была в девках, своевольная. Ну, а мне покладистые больше нравились. Так у нас с ней и не срослось. — Он опять задумался, грустно глядя куда-то вдаль. Женщины не решались прервать его нерадостные воспоминания, но Прохор вспомнил о гостьях:

— рассказывайте уж, чего там. Что там с вашим волком — СОБРовцем стряслось, что врачи не могут помочь.

* * *

Целый час рассказывала Аллочка об Олеге. Старик не перебивал, терпеливо пережидал её слёзы и вновь слушал о её несчастливом детстве и молодости, о матери — алкоголичке, о встрече с Олегом и их нежданной, немыслимой, всепоглощающей любви и счастье, о детях, о его самоотверженности и готовности пожертвовать жизнью, чтобы обезвредить преступников. О единодушии жителей Междуреченска — людей и волков, с готовностью предлагающих свою кровь, чтобы спасти Олега.

Она окончательно расплакалась, рассказывая о его борьбе за жизнь и о том, как шаг за шагом он сдаёт позиции, устав сопротивляться и не надеясь на лучшее.

Молча хмурился Прохор, слушая убитую горем женщину. Потом встал, ушёл за пёструю ситцевую занавеску, которая отделяла от большой просторной горницы русскую печь и пару небольших самодельных шкафчиков на стене. Спустя несколько минут он вынес гранёный стакан с налитой в него тёмной жидкостью. Подруги почувствовали знакомый запах.

— Накося, девонька, выпей, — он подал стакан Аллочке, — отвар корня валерианы, утром ещё заварил. Не должен ещё выдохнуться-то.

Аллочка выпила жидкость, жалобно посмотрела на старика: — помогите Олежеку, Прохор Евсеич! Я для вас, что хотите, сделаю!

— Дак что уж теперь, тащите вашего волка, будем пробовать. Только вот как его доставить-то ко мне? Совсем, говорите, не ходит?

— Совсем… — Аллочка грустно опустила голову.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, Прохор Евсеич! — с энтузиазмом вскочила Софья, — и Олега доставим, и вам привезём всё, что для жизни требуется!

— Ишь ты, какая бойкая, — усмехнулся хозяин, — сразу пару вожака видно. И Стаей командуешь, а?

— Командую… — потупилась та.

— Ладно, — хлопнул ладонью по светлой сосновой, гладко отполированной столешнице Прохор, хватит сидеть-то, небось, ваши волки в лесу с ума сходят, ждут — не дождутся, когда вы из избы выйдете. Ступайте, бабоньки, за вашим Олегом. Только мой вам сказ: мужики, кто его понесёт, чтоб людьми были. Волков не потерплю, карабином встречу, не обижайтесь.

Глава 25

Женщины вернулись из тайги в середине пятых суток. На обратном пути им пришлось ночевать в лесу две ночи, и теперь моя жена охала и жаловалась, что сосновые шишки и всякие ветки наверняка отпечатались на её теле, несмотря на спальный мешок. Тем не менее, обе они были веселы и довольны.

Мы с Айком и детьми встречали их у калитки нашего дома и сразу поняли, что их затея удалась. Они приехали с Денисом. Остальных Софья отпустила сразу, как только они въехали в город.

Моя Радость выскочила из машины и с восторженным воплем повисла у меня на шее: