Радость моя, громкоголосая

С нелюдимым стариком мы притёрлись, попривыкли друг к другу. Как-то, под настроение, он даже рассказал мне, как погибли его дети. Рассказ всколыхнул в нём тяжкие воспоминания, он долго не спал, всё ворочался и вздыхал на своей печи. Я искренне сочувствовал ему, но что я мог поделать?

* * *

Наступившая осень никаких изменений в моём состоянии не принесла, и я приуныл. Совершенно незаметно я как-то поверил в грядущее чудесное исцеление, притерпелся к ежедневной изнуряющей боли и всё надеялся, что однажды утром я встану на ноги. Но чуда всё не было.

Прохор остро поглядывал на меня, но молчал. После обязательной порции утренних пыток, когда я в изнеможении валялся на скамье, боясь пошевелиться, Он встал с табуретки, на которой сидел, разглядывая меня, и стал неторопливо одеваться. Я не лез к нему с вопросами — мало ли, может, в сарай пошёл, где у него жили две козы, но когда Прохор сдёрнул со стены ружьё, я не удержался:

— далеко собрался?

— Нет, недалече, — усмехнулся он, — чего всполошился? Или своих поблизости чуешь?

Мы никогда не говорили с ним о моей волчьей ипостаси, и тем более, я не обращался в зверя, зная его отношение к волкам. Да мне и не хотелось. Чего уж там — калека, инвалид.

— Не чую, — отрицательно качнул я головой, — просто так спросил, извини.

Прохор скривился на моё извинение и тяжело вышел в дверь, плотно прижав её, чтобы не выстудить избу.

Боль потихоньку отступала, и я задремал. Проснулся от шагов на крыльце. Вошедший хозяин довольно сказал:

— сейчас лечить тебя будем!

Я сел на лавке и с недоумением посмотрел на убитого глухаря, которого Прохор бросил на пол у двери: — дохлую птицу будешь прикладывать, что ли?

— Сам ты дохлая птица! — огрызнулся старик, — а это благородный глухарь! Сейчас одевайся, пойдёшь на улицу и ощиплешь его. Потом я скажу, что будешь делать дальше.

Не слишком умело я ощипал глухаря, не зная, что делать с ним дальше. Теперь птица лежала на полу, я сидел на лавке, а Прохор, улыбаясь, сказал: — теперь оборачивайся. Вот это твой обед. Давай, Олег, выпускай своего волка! Кстати, посмотрю, какой ты будешь.

Я ничего не понимал: — ты хочешь, чтобы я съел сырого глухаря?! Зачем?

— Сырого, сырого. Может, конечно, теперь волкам мясо варёным дают, но я буду кормить тебя сырым. — Старик, сидя на табуретке, иронически смотрел на меня, и я пожал плечами:

— едим и сырое, конечно, но у меня же задние лапы парализованы! Вид будет ужасный!

— Хватит болтать! — рявкнул Прохор, — оборачивайся и ешь, пока мясо ещё тёплое! — Он встал на ноги и вышел на улицу, а я, стянув штаны вместе с трусами и освободившись от рубашки, перешёл во вторую ипостась и свалился на пол, рядом с глухарём.

Честно признаться, я соскучился по сырому мясу. Нельзя сказать, что мы им питались. Скорее, это был редкий деликатес, которого я не видел последние полтора года. Жадничая, торопясь и давясь, я умял целую птицу и сыто развалился на полу. Таким меня и застал Прохор. Он замер на пороге, задумчиво глядя на меня. Медленно сказал:

— ну и здоровенный же ты, Олег! Никогда не видел полярных волков, ты первый будешь.

Я положил морду на вытянутые лапы и прикрыл глаза. Прохор снял бушлат, бросил его на лавку и сел сам:

— что, в сон клонит? Поспи, волчара. Это хорошо. Сытная еда даст тебе силы, энергию, а то больно ты тощий. Сегодня отдыхай, а завтра опять за тебя возьмусь. — Чуть помедлив, он опустил руку мне на голову.

Глава 28

— Опять ревёт! — Софья досадливо поморщилась, глядя на подругу. — Ты давно в зеркало смотрелась? Бледная, глаза ввалились, волосы тусклые… На кого ты похожа, Алка??

— Тошно мне, Сонь, — потерянно ответила та, вытирая слёзы, — дай, хоть при тебе пореву досыта, а то всё одна да одна, даже и поругать некому. При свекрови боюсь реветь, она сама еле-еле на ногах держится. При детях тоже нельзя: живо все расплачутся, будут про папу спрашивать. — Она помолчала. — Слушай, а нельзя кого-нибудь из парней попросить, чтобы сбегали к избушке Прохора, как-нибудь подкрались и посмотрели, как там Олег?

— Нет! — резко ответила Софья. — Терпи, Алка! Мы ему обещали, так что надо держаться. — Она пересела из кресла за письменным столом в кабинете Айка к подруге на небольшой продавленный диванчик у стены, взяла её за руку, горько сказала: — наберись мужества и надейся, что дед Олега вылечит. Что нам ещё остаётся: только надеяться и ждать. Давай, расскажи мне про ребятишек! Может, приедете сегодня вечером к нам? Айк потом вас увезёт. Или вообще у нас заночуете, а то мы с тобой совсем редко видимся…

— Не знаю, — Аллочка тяжело вздохнула. — Я слышала, Алёшка на Норе женится. С ума сойти! На такой-то страшиле!

— Ну что ты, — Софья мягко улыбнулась, — Стая проплатила ей пластическую операцию. Шрам, практически, и незаметен. Глаз, конечно, новый не поставишь, но ей подобрали хороший протез. Так что она у нас теперь хоть и не красавица, но довольно миловидная.

— Вы с Айком на свадьбу пойдёте, наверно?

— Я пойду, а Айк сказал, что много чести. Нехватало ещё, чтоб вожак к молодёжи в гости бегал!