Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Получил дурацкую открытку: мистер Шор не встречается с литературоведами и критиками.

— А если позвонить?

— Звонил дважды.

— И что он сказал?

— С ним я не говорил. Мне ответили, что он не дает интервью.

— Ясно. — Она облокотилась на стол, подперла рукой подбородок и углубилась в размышления. — Но это бред какой-то, — сказала она. — Он ведь рядом, в каких-то двух милях отсюда.

— Я понял, кому позвонить! — воскликнул он, вскакивая.

— Кому?

— Старки Кьюницу.

— В Нью-Йорк?

— Если он живет там, значит, его номер есть в телефонной книге. Я скажу телефонистке, и она отыщет номер. Время как раз удобное. И терять мне в любом случае нечего.

— А ты храбрый, — сказала она, идя за ним к телефону. — Храбрее Дика Трейси.

— Что тут особенного? Скажу, что именно благодаря ему я начал писать книгу о Шоре. Первую книгу о Шоре. Его ведь должно это заинтересовать, правда, Лиза?

Она села возле него, чтобы слышать весь разговор. Телефонистка нашла номер телефона Кьюница и соединила их с его квартирой. Не сводя друг с друга глаз, они слушали гудки. Трубку взял сам Кьюниц, и от потрясения Ал чуть было не потерял дар речи.

— Мистер Кьюниц? С вами говорит Ал Дилани, — с трудом вымолвил он. — Да-да, — поспешно добавил он, — я понимаю, почему вы не разговариваете с литературоведами. Но в вашей статье о Шоре вы упомянули о силе воздействия. Она существует, мистер Кьюниц, поверьте мне, — скороговоркой выпалил Ал. — Я смогу написать эту книгу, только если буду верить, что есть кто-то еще в мире, кто…

Голос у Кьюница был грубоватый и твердый, как у старого полковника-англичанина.

— А, ради бога… — нетерпеливо начал он. Потом смолк. Ал уж решил было, что он положил трубку. Затем Кьюниц спокойно сказал: — Вы совершенно правы, мистер Дилани. Есть у Шора страницы, которые обладают удивительным воздействием. Казалось бы, я давно научился понимать, каким образом достигается подобный эффект, но эти страницы я перечитывал много раз и так и не понял, как это сделано. Если хотите знать, я никогда ни одну свою работу не писал так долго, как писал эссе о Шоре. Вроде бы у него все так просто, но это лишь поверхностное впечатление, на самом деле это необычно. Желаю вам удачи. — И Кьюниц повесил трубку.

— Ну вот, — растроганно сказал Ал, отходя от телефона. — Во всяком случае, хоть один читатель мне обеспечен.

— Кьюниц?

— Великий Кьюниц!

— Ты доволен?

— Еще бы!

— И я тоже, — сказала она, но потом вдруг беспокойно заходила по комнате. Наконец она остановилась у окна и стала глядеть на улицу. — Как крутит снежинки под фонарем. В детстве я любила смотреть. — Она порывисто обернулась к Алу: — Может быть, пообедаем сегодня в городе? В китайском ресторанчике, а потом зайдем куда-нибудь еще. Ты не против? Как я выгляжу в этом платье? Можно не переодеваться?

— Только надень пальто, — сказал он.

Они пообедали у Сай Ву, а потом пошли в бар «Макамбо» — веселиться так веселиться. Там было полно молодежи, но громкая музыка и счастливые лица вокруг почему-то мешали им, вторгались в их тихую радость.

— Уйдем отсюда, — с досадой сказал Ал. — Просто погуляем по улицам.

Снег перестал, но на тротуарах он лежал толстым слоем. Такси у обочины забуксовало, и колеса бешено крутились вхолостую.

— Чудная ночь! — сказала Лиза. — Все так мирно вокруг.

Они согласились, что вечерами после снегопада город всегда хорошеет. Не видно старых, облупленных домов, складов, труб, они лишь маячат размытыми контурами в мягком ночном свечении. Опять пошел снег… Голова и плечи Лизы стали белыми от снега, а лицо ее было словно обрамлено мерцающей белой завесой, и, зачарованный, Ал не мог отвести от нее глаз. Лиза чувствовала, что он любуется ею. Тротуары совсем завалило снегом, он уже набивался в ботинки. Они брели, не говоря ни слова, но им обоим было удивительно легко и приятно. Лиза вдруг сказала:

— А подумал ли ты, Ал, вот о чем: ведь наш Юджин Шор будет первой знаменитостью с фамилией Шор.

— Может быть, может быть, — сказал он. — А как тебе нравится, к примеру, такая семья: Большие Шоры?

И она с серьезным видом подхватила:

— Вот-вот. А еще был знаменитый хоккеист Эдди Шор.

— Верно, — согласился Ал, сдерживая смех. — А еще есть Тутс Шор.

— Не забудь о Дине Шор.

— Нет, мне больше правится Пулфорд Шор.

Тут Лиза попала ногой в сугроб, и он затревожился:

— Ну не дурачье мы? Ты, того гляди, схватишь простуду. Скорее домой!

Но такси, конечно же, было не поймать. Пришлось идти пешком до самого дома. Лиза выпила подогретого виски и улеглась в постель. Ал же, переодевшись, стал набрасывать план будущей книги.

8