Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Мне надо тебе кое-что сказать, Лиза… — Он присел на край кровати и заговорил — увлеченно, уверенно; он был снова тем Алом, который когда-то покорил ее своей целеустремленностью. — Ты ведь знаешь, как я всегда старался все проанализировать и объяснить. А теперь я понял, что существует нечто прекрасное, что не поддается объяснению. Объяснить такие вещи просто невозможно.

Она слушала, ласково поглаживая его затылок, успокаивая его. А потом притянула к себе. Его взволнованность всегда ее возбуждала. И не сказала ему ни слова до следующего вечера. Зато вечером она не могла сдержать своего любопытства.

— Что происходит? — спросила она, садясь на кушетку. Она сидела, закинув ногу на ногу, длинная черная прядь закрыла щеку. Растроганный, он не мог отвести от нее глаз.

— Как тебе объяснить, Лиза… — мягко начал он. — Отчего ты вот такая, какая ты есть, Лиза? В чем твой секрет? К примеру, бедра у тебя довольно-таки тощие…

— Что-что?!

— Ну, если отмерить дюймов восемь выше колена.

— Весьма сожалею.

— Рот, шея. Но это еще не ты.

— Не я?

— Нет. В том-то и магия.

Она сидела не шевелясь, удивленно глядя на него, и он склонился над ней. Тогда она привлекла его к себе, расстегнула пуговицы на его рубашке и стала осыпать его нежными поцелуями, пока он не лег рядом с ней. Первый раз они предались любви на его кушетке, которая была частью его рабочего пространства. Потом они лежали, взявшись за руки.

— Скоро в нашем доме не останется уголка, где бы мы не занимались любовью, — сказал он.

— Знаешь что, Ал, не устроить ли нам сегодня вечер отдыха? Сходим куда-нибудь.

— Я бы выбрал цирк, — сказал он.

— Цирк?

— Посмотрим на клоунов, как они ходят на ходулях в сорок футов высотой.

— Я их каждый день вижу, — сказала она.

— А я каждую ночь, — сказал он. — Да, вижу, — повторил он и смолк, сам пораженный этой странной фантазией; улыбка сошла с его губ.

«Не просто клоунов — бродяг, воров и взломщиков на ходулях в сорок футов высотой», — прошептал тоненький голосок где-то внутри его. Затем, не сводя с Лизы восторженного взгляда, он вспомнил, как глубоко растрогал его шоровский взломщик банковских сейфов, романтик-великан, и как он уже чувствовал, что его и Лизу захлестывает теплая волна его обаяния. Наивный простак-великан! В каждой книге Шора, понял сейчас Ал, есть такой обаятельный клоун-преступник: молодой упрямец-священник, которого пришлось заключить в тюрьму. Своенравная молодая девушка на белой лошади. Целая компания клоунов-изгоев на цирковой арене жизни.

Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как Лиза тихонько вышла из комнаты. Когда же наконец он заметил ее отсутствие, то понял, что не может сейчас оставаться в своей комнатушке. Его охватило беспокойство, воображение его разыгрывалось. Он схватил пиджак и плащ и поспешил вон из дому.

Улицы в этот час были пустынны. Мимо промчалась машина «скорой помощи» с крутящейся мигалкой, ослепляя улицу красными всполохами; когда машина исчезла вдали, темнота, казалось, сгустилась еще больше. Он шел мимо неосвещенных домов. Ближе к центру в сером предутреннем свете тускло светились огни на шпилях административных зданий. Погрузившись в раздумья, Ал шел куда глаза глядят. Наконец-то он действительно нащупал эту единую мысль, пронизывающую все произведения Шора, то, в чем давно был уверен: они все связаны, книги Шора. Но чем связаны? А тем, что герои их — не просто взломщики, жестокие, безжалостные обезьяны, биржевые воры или лжецы политиканы. Духовные отщепенцы. Нет, преступники Шора как влюбленные, они живут лишь по закону своей любви, хотя действия их можно счесть и обычными преступлениями, идет ли речь об одержимом любовью молодом священнике, которого схватили и заперли ищейки из его же собственного племени, или о грабителях банков.

«Но мне-то самому знакома лишь мелкая уголовная шушера», — думал Ал. Когда он был таксистом, он встречал их сотни — сводников, хулиганов, воров-домушников. Спасаются от погони, а добегут до такси — развалятся на сиденье и, едва опомнившись от страха, начинают бахвалиться, и он отвозит их в притоны или в безопасные убежища. Жуткий, но притягательный мир, который помог ему выдержать университетскую скуку. Но это все мелкие уголовники, слабые подобия Хозяина, который, по их убеждению, заправлял всем.