— Вы носите двубортные пиджаки. Сейчас вас можно было бы принять за председателя какого-нибудь правления. Район, где вы живете, — это район биржевых дельцов и рантье, и вы, кажется, чувствуете себя среди них как дома. Извините меня… я хотел сказать… — Он запнулся. — Теперь, когда вы в центре внимания, что-нибудь переменилось?
— Да, — сказал Шор улыбаясь. — Меня пригласили приехать как-нибудь вечером в университет и побеседовать со студентами.
— Вы поедете?
— Нет.
— И это все?
— Ну, редактор «Ивнинг уорлд» попросил меня написать большой очерк для их воскресного приложения все о том же — о моем родном городе. А что именно я напишу, они полностью оставляют на мое усмотрение.
— Так почему бы вам не взяться за очерк?
— Но к какой теме я его привяжу?
— Значит, что-то должно вас задеть по-настоящему?
— Какой смысл писать или говорить о том, что по-настоящему не задевает?
— Мне очень хочется, чтобы вы написали. Какие будут заголовки!
— Я не нуждаюсь в заголовках.
— Одно ваше имя — уже заголовок. Да и как может быть иначе?
— Дело в том, Лиза, — сказал Шор, оборачиваясь к ней с иронической усмешкой, — что Ал, по-моему, никак не возьмет в толк, почему бы мне не заработать себе газетных заголовков, пырнув жену ножом в живот, и почему я не устраиваю пьяных скандалов в барах. Верно, Ал? И не дрался со львами врукопашную в Африке? — Он презрительно фыркнул. — Ради чего? Чтобы меня здесь обожали, как местную знаменитость? Кем бы я был в таком случае?
— Городской шлюхой, мне кажется, — весело сказала Лиза.
— Вот именно, Лиза.
— Тем не менее вы — странный плод для такого города, — упрямо сказал Ал. — Не могу понять, откуда вы взялись?
— Откуда я взялся? — повторил Шор в полном недоумении. — Господи! Так вы это от меня хотите услышать? — Ал ничего не ответил, и Шор продолжал мягко: — Почему у вас карие глаза, Ал? Почему птицы улетают на юг и не сбиваются с дороги? Почему вам встретилась Лиза?
Покраснев, в упор глядя на Шора, Ал, казалось, твердил ему своим взглядом: «Откройтесь, мистер Шор, ну откройтесь же!»
— Я создаю мои притчи, наблюдаю, как происходят маленькие, незаметные события, — продолжал Шор, — и стараюсь запечатлеть их. Ну а потом, возможно, явится какой-нибудь умник и начнет рассуждать о символах. Символы? Все это вместе — символ. Все целиком. И если есть здесь какая-то магия, то она воплощается в том, как воображение соединяет каждую жизнь воедино. Вашу точно так же, как мою. Возможно, я вижу что-то в баре или в соборе. Возможно, какой-нибудь человек рассказывает мне о чем-то… о том, что происходит и тревожит его. Возьмите, например, мою книгу…
Наклонясь ближе к Лизе, следя за сменой выражений на ее лице, лучащемся теплотой и ожиданием, он убыстрял и замедлял ритм своего рассказа, согласно с тем, как менялось ее лицо, как вдруг вспыхивали ее глаза, как она смеялась. Ал заметил, что, рассказывая обо всем и обо всех, Шор по-прежнему ничего не говорил о себе. А время уже приближалось к десяти, и официанты выжидательно маячили в отдалении. Мимо их столика, направляясь к дверям, прошли двое высоких седых богатых адвокатов с припухшими глазами — Барнс и Орлиф. Они поклонились мистеру Шору, оглядывая его и людей, с которыми он ужинал, без прежней дружеской фамильярности. Они прочитали дискуссию о нем в газетах.
— Привет! — весело окликнул их Шор, но они только еще раз поклонились. — Что я им сделал? — спросил Шор с недоумением.
— Двое ваших почитателей? — поинтересовался Ал.
— Я учился с ними в юридическом колледже, — сказал Шор, и взгляд его замкнулся. Потом, снова став самим собой, он произнес с довольным вздохом: — Прекрасный вечер, но мне пора домой. Через час будет звонить из Мексики жена.
— Я очень вам обязан, мистер Шор, — сказал Ал. — Очень. Может быть, теперь мне следует поговорить с вашей женой?
— Так и поговорите с ней, Ал.
— А когда?
— Примерно через месяц.
У вешалки, когда Шор брал шляпу, Ал сказал:
— А мне было пришла в голову сумасшедшая мысль, что вы согласитесь пойти с нами в «Баржу» послушать Санни и Брауни. Приобщитесь чуточку к нашей жизни, мистер Шор!
— Если это ваша жизнь, то я к ней давно приобщился. Они же мне ровесники, правда? — спросил он. — И в «Барже» я бывал не раз.
Они вышли из дверей гостиницы и остановились. По ту сторону улицы двое мужчин и статная блондинка вошли в бар — блондинка держала под руки их обоих. Мимо шаркающей походкой брел человек в странной, почти квадратной меховой шапке и в очках. Жидкие седые космы падали ему на воротник. Похож на нищего, сломленного жизнью эмигранта. Тупо глядя перед собой, старик прошаркал дальше по тротуару.