Радость

В главе 3 я настоятельно подчеркивал, насколько важно добиться у пациента плача, и показал, что это вовсе не так легко сделать, как кому-то может подуматься. У большинства детей выражение печали не одобряется старшими, а кое-кого из них попросту бьют, если им случится заплакать. В результате подобной «выучки» у таких детей развивается жесткая, стянутая верхняя губа, а многие даже гордятся тем, что обладают способностью не сломаться и не заплакать тогда, когда им причиняют сильную боль. Выражение своей печали с помощью слез и плача представляет собой один из способов поделиться своими чувствами с другими. Независимо от того, как могут высказаться по этому поводу отдельные конкретные лица, наблюдающие плач, большинство людей реагируют на плачущего человека позитивно. Окружающие могут даже попытаться поддержать и укрепить его слабеющий дух, и редко человека осуждают или отталкивают за то, что у него брызнули слезы. Однако в целом наше нынешнее общество отчасти напоминает бредущие вразброд остатки разгромленной армии, пытающиеся добраться домой после поражения, причем считается, что шансам беглецов выжить угрожает всякое проявление слабости воли. «Держись, продолжай стараться, не поддавайся, выше голову». Все эти призывы имели бы смысл в случае преследования со стороны врага или, если держаться поближе к житейским реалиям, в ситуации, когда неподалеку имеется надежный и безопасный дом, где нас ждут. Но в этом мире нам не дано найти никакой подлинной безопасности нигде, кроме как в своем собственном Я. Богатство, положение и власть — все это вовсе не ответы на основополагающее, глубинное чувство отчаяния и отсутствия безопасности. На самом деле именно усилия по преодолению собственного отчаяния и ощущения опасности чуть ли не гарантируют устойчивое присутствие указанных чувств в составе личности.

Когда Салли стала ощущать свое отчаяние, я предложил ей улечься на биоэнергетический табурет и дышать. Затем я попросил ее пронзительно вопить следующий текст: «Все это без толку! Мне никогда не найти того, кто бы защищал и любил меня!» Когда она стала это делать, то разразилась очень глубокими рыданиями и неожиданно обнаружила, что ей перестает хватать воздуха. Плач тут же прекратился, и единственное, что она смогла произнести вместо предложенной мною тирады, были слова: «Я не могу дышать, я не могу дышать» и «Я сейчас умру». Но на самом деле она дышала, и даже глубже, чем когда-либо перед тем, как приступила к терапии. Ей, правда, в этот конкретный момент действительно не хватало воздуха, но данное явление служило воплощением ее желания жить, а не просто выживать. Недостаток воздуха можно также истолковывать как результат конфликта, существовавшего в личности Салли: капитулировать перед собственным горем и перед страхом, что ее могут бросить, если она так поступит, или продолжать неустанную борьбу. Я поддерживал вариант капитуляции, веля ей целиком отдаться плачу. По мере следования этому указанию ее плач становился все мягче и глубже. Когда Салли начала хватать воздух, ею овладело ощущение паники, но это паническое чувство исчезло по мере того, как она полнее отдавалась плачу. Я мог при этом наблюдать, как грудная клетка моей пациентки становилась не такой жесткой, а живот расслаблялся. Потом я предложил ей немного заняться пинками, а также упражнением на заземление, чтобы поддержать дыхание таким же глубоким. Когда она закончила делать последнее из этих упражнений, ее лицо приобрело какое-то необычное выражение. От него исходил свет, которого мне никогда раньше не приходилось видеть. Глаза у нее сияли. И она сказала совсем простые слова: «Я чувствую себя хорошо».