Радость

У людей всегда возникает чувство паники, если волна сильного выдыхательного движения не в состоянии свободно пройти через диафрагму в брюшную полость. Она блокируется по причине сокращения диафрагмальной мышцы, что может оказаться болезненным и вызывать ощущение тошноты. Важно располагать пониманием этой реакции, если хочешь помочь пациентам глубоко дышать. Тошнота и ощущение, что тебя вот-вот вырвет, развиваются при столкновении упомянутой дыхательной волны с напряжением в диафрагме, или, иначе говоря, грудобрюшной преграде, которое действует подобно каменному волнолому, заставляющему набегающую волну отскочить и двинуться в противоположном направлении — в данном случае вверх. Если указанная волна проникает через диафрагму в брюшную полость, она попадает в психологическую преисподнюю, в мир тьмы. В мифологии диафрагма, которая по форме напоминает купол, часто видится представляющей поверхность земли. Но ведь всякая жизнь, прежде чем появиться на свет, берет свое начало во тьме земли или матки. Мы боимся темноты, поскольку ассоциируем ее со смертью, с вечной темнотой, царящей в матке и в преисподней. Одновременно это еще и мрак ночи — того времени, когда сознание умирает и мы отправляемся спать, чтобы на следующее утро заново родиться свежими и бодрыми. Отказ от сознания, присущего эго, пугает многих людей, которые испытывают трудности, если нужно окунуться в сон или в любовь. Те индивиды, кто в своем бессознательном не напуган до смерти, могут опуститься в психологическую преисподнюю брюшной полости и найти там радость и экстаз, которые сулит человеку его сексуальность. Если ты хочешь найти радость, то нужно найти в себе мужество, причем немалое, и бросить вызов херувиму с пламенным мечом обращающимся, который охраняет вход в сад Эдема — наш земной рай.

Спустя две недели, когда Салли пришла на очередной сеанс, она рассказала, что обретенное было хорошее самочувствие исчезло. Я уверил ее, что оно непременно вернется к ней, если она снова сможет выразить свое горе и отчаяние. Лежа на кровати и изо всех сил пиная ее, она визгливо вопила: «Я устала стараться! Все это ни к чему! Я больше не в силах этим заниматься!» Опять эти пронзительные крики позволили ей открыться недолгому, но глубокому плачу, но на сей раз, разрешив себе заплакать, Салли не ощутила никакой паники. К концу сеанса она вновь почувствовала, что ее телу становится хорошо. На самом деле заявление Салли «Я устала стараться» было вполне уместным применительно к ее нынешней жизненной ситуации. На службе от нее часто требовали работать сверхурочно и даже брать работу домой, что мешало ее желанию проводить побольше времени с сыном. Невротическая личность Салли не позволяла ей протестовать. Подчинение для неё означало выживание, и это было единственное, что она твердо усвоила. Однако по мере того, как благодаря все более глубокому плачу и дыханию у нее росли жизненные силы, Салли стала гораздо острее ощущать болезненность своей текущей ситуации, равно как и гнев против этой ситуации. Укрепившись благодаря этому чувству гнева, она в один прекрасный день вступила в конфронтацию со своим хозяином, который, к ее крайнему удивлению, не высказал никаких возражений, когда она отказалась работать сверхурочно иначе чем в действительно аварийных и срочных случаях.

Моей пациентке по-прежнему надо было еще очень много работать со своим телом. Его закрепощенность заметно пошла на убыль, но ему все еще было далеко до полноты удовлетворенности. Салли уже была в состоянии различать свет в конце туннеля, но до этого долгожданного конца было еще ох как далеко. Ей надо было продолжать проделываемую работу: дышать — для еще большего расширения грудной клетки, пронзительно вопить — для еще большего раскрытия своей гортани, плакать — для смягчения живота. Эту работу следовало продолжать в течение длительного времени, чтобы усилить в ней ощущение безопасности и углубить испытываемую радость. В ней все еще крылись значительные и нуждавшиеся в выходе запасы гнева против бабушки — за то, что пугала ее, против матери — за то, что игнорировала ее, против отца — за то, что совращал и отвергал ее. Отношение к сильному полу являлось в ее неврозе критическим элементом. Будучи убежденной, что она нуждается в мужчинах, Салли позволяла им использовать себя. В какой-то момент ее гнев против мужа взорвался и выразился в ощущении, что она способна сию минуту отрезать ему мошонку. Однако она вполне осознавала, что владевшее ею чувство потребности в мужчинах заставляло ее действовать по отношению к ним как настоящей совратительнице. Впрочем, указанное ощущение потребности сильно уменьшалось по мере учащавшихся у нее прорывов сильных чувств, которые вели к снижению глубинной, основополагающей паники и давали ей возможность ощутить, что она вполне в состоянии быть одна и находить радость в собственной свободе.