Радость

Когда во время упомянутого семинара я обратил внимание Мэри на все эти моменты и резюмировал это тем, что у нее имеется серьезная проблема, которая требует не традиционного, а телесно-ориентированного терапевтического подхода, она ответила, что ни один другой терапевт не распознал ее трудностей. У нее самой была докторская степень по психологии, и на вербальном уровне она могла держаться весьма уверенно, что как раз и сбивало с толку большинство терапевтов, вводя их в заблуждение. У нее было привлекательное, молодое лицо и обворожительная, пылкая улыбка, выражавшая желание нравиться окружающим, но одновременно маскировавшая ее печаль и панику. Когда мы приступили к терапевтической работе, Мэри изъявляла благодарность за то, что я смог разглядеть ее боль и печаль. Она приветствовала и мои призывы к плачу, в котором эта внешне благополучная особа на самом деле отчаянно нуждалась. Выполняла она и упражнения по нанесению пинков, хотя и нечасто, а также визжала, используя слово «почему» в качестве протеста против своего детства, которое считала несчастливым. Мэри ощущала, как плохо к ней относились в детские годы. В ходе работы, нацеленной на то, чтобы у нее выросло восприятие себя как личности, она рассказала много воспоминаний и эпизодов из своего детства, которые наглядно показывали, насколько же она была напугана. «Когда я была маленькой, мать часто привязывала меня к чему-либо. Как-то раз она привязала меня веревкой к воротам, которые вели в палисадник перед домом. Помню, я плакала и кричала, чтобы меня отвязали и позволили войти в дворик, но она игнорировала мои слезы. Мать частенько стукала меня и сестру, а то и форменным образом избивала нас массивной деревянной ложкой или вешалкой для одежды».

Мэри вспоминала свое детство как сплошной кошмар. Она время от времени расхаживала во сне как настоящий лунатик, а иногда даже бегала в сомнамбулическом трансе, словно пытаясь от кого-то или от чего-то скрыться. У нее бывали страшные сновидения. «Я могла плавать в море, а ко мне приближалась стая акул. Иной раз мне удавалось проснуться прежде, чем они набрасывались на меня, но бывало и так, что раньше, чем я пробужусь, они успевали отхватить у меня ногу. В воде оказывалось множество крови. Не помню, чтобы я кричала и визжала, но просыпалась в ужасе. Была еще и другая разновидность сновидений, которая кажется мне менее ясной. Я расхаживала по лесу, а за мною ползла змея, но я чувствовала себя парализованной и не могла убежать. Подобные сны я видела в возрасте лет четырех — пяти. Даже сейчас при воспоминании о них у меня мурашки бегут по коже от ужаса. Я была очень беспокойным ребенком, но претендовала на то, чтобы считаться храброй. Даже в двенадцатилетнем возрасте я испытывала ужас, если мне надо было кого-то попросить о чем угодно. Это было для меня настоящей мукой».

Когда я спросил у Мэри, кем, по ее мнению, была на самом деле акула из ее сновидений, то услышал в ответ: «Я всегда думала, что это был мой отец. Однако позднее я стала испытывать огромный страх по отношению к своей матери. Раньше у меня никогда не было ощущения, что мать ненавидит меня. А вот сейчас я чувствую, что мать меня нисколько не любила. Боюсь взглянуть в лицо тому неприятному факту, что она ненавидела и ненавидит меня».

Во время того же сеанса она поведала, что причиной, по которой в свое время поженились ее родители, была беременность матери, причем в материнском чреве в тот момент находилась именно Мэри. У нее было чувство, что отец вовсе не хотел видеть ее мать в качестве жены. Когда моя пациентка появилась на свет, между родителями возник конфликт по поводу ее имени, и в конечном итоге новорожденную назвали так, как предпочел отец. А потом она сказала вот что: «Когда я была маленькой, то всегда чувствовала себя настоящей невестой отца». Мэри хорошо осознавала, что отец проявлял к ней сексуальный интерес, хотя у нее не было ощущения, что он как-то злоупотреблял ею.