Радоваться жизни самой

Скорректировав терапию, Виктор Феоктистович покинул пациентов, чтобы разработать комплекс реабилитационных мер. А к детям пришли Настя и Лара, учившаяся называть Гермиону сестрой. Настя улыбнулась, видя радость в глазах Мионы, которая буквально рванулась к ней, ведь девочке очень хотелось семьи.

— Мама… — прошептала Гермиона, как будто не веря самой себе.

— Здравствуй, доченька, — улыбнулась Настя, обнимая Гермиону и Гарри. — Здравствуй, мой хороший.

— Мама пришла, — улыбнулся Гарри, произносивший это слово так, что Лара всхлипывала от наплыва эмоций. Мальчик вкладывал в это слово такие интонации, как будто говорил о невозможном чуде.

— Ну как вы тут? — поинтересовалась женщина, глядя на то, как в испуганных в первый момент глазах Гермионы появляется счастье.

— Мы хорошо, наверное, — ответила улыбающаяся девочка, — сейчас меня поко-ормят.

— Я вам артефакты принесла, — вспомнила Настя. — Они помогут понимать русский, кроме того, будут обучать вас, — она протянула два кольца, похожих на обручи для волос. — Надевайте, они подстроятся сами.

Мягко надев артефакт сначала на Гермиону, а потом уже позаботившись о себе, Гарри еще раз улыбнулся. Ощущать заботу мальчику было непривычно и очень тепло. Тем не менее, он боялся отпустить себя. Будь Гарри один — это одно, но ведь у него была Гермиона, которую надо было защитить любой ценой. Настя это понимала, она понимала, что если Гермиона приняла ее всей душой, то Гарри будет ждать предательства, равнодушия, боли, потому что другого опыта у мальчика просто не было.

Женщина просто надеялась однажды добиться того, что Гарри расслабится, отпустит прошлое. А пока она улыбалась и обнимала детей, всех троих, и дети улыбались ей в ответ.

— Мама, — обратилась к ней Лара, когда они вернулись домой. — А когда мы заберем сестричку и ее Гарри домой? Им там холодно, я чувствую.

— Когда целители разрешат, — ответила ей Анастасия. — Сейчас пока еще нельзя, сердце у Гермионы не окрепло.

— Но им холодно, — прохныкала любимая дочка. — Их надо согреть, просто прижать к себе и греть, потому что Гарри боится, что это все временно, а потом опять…

— Что опять? — посерьезнела мама.

— Опять всем будет все равно, — Лара заплакала, как маленькая, не в силах выразить то, что она видела в душах своих уже близких. — Он так боится, мама… Я же вижу.

И Настя, оставив дочку дома, отправилась говорить с целителем. Она и не подозревала, что все настолько серьезно, как не подозревал и он. Виктор Феоктистович долго размышлял, думал, от взгляда, полного надежды, ему становилось не по себе. Настя верила Ларе, о даре которой знала, поэтому старалась убедить целителя в том, что дома детям будет лучше.

— Хорошо, но режим лежачий пока, через пару дней будет сидеть, потом и ходить начнет, но без стрессов, согласны? Мальчик ее хорошо справляется, ухаживает за ней, так что давайте пробовать, — вздохнул целитель, приняв аргументацию женщины. — Мы подготовим транспорт и через час…

— Спасибо! — радостно улыбнулась Анастасия, обнимая немолодого целителя.

Новость о том, что они переезжают, Гарри воспринял спокойно, а вот Гермиона сначала попыталась заплакать, вообразив, что опять… Но мальчик ее успокоил. Несмотря на ожидание предательства, он почему-то поверил. Он поверил даже не Насте, а Ларе, поэтому, успокоив свою девочку, начал готовить ее к переезду.

* * *

Сара до школы не добралась. Попав в Париж, она двинулась туда, куда вела ее интуиция. Девушка не отдавала себе отчет, она просто хотела спастись, просто убежать туда, где не найдут. И она шла по Парижу, пытаясь понять, куда ее тянет. Сара не знала, что директор французской школы немедленно выслала бы ее обратно в Великобританию, потому что таков был договор между Дамблдором и мадам Максим. Впрочем, это был даже не договор, а откровенный шантаж, но мадам Максим нравилось ее положение, рисковать которым она не желала.

Интуиция довела девочку до какого-то здания, со звонком у резной калитки. Девушка уже не соображала, что делает, как будто кто-то другой вел ее, чья-то чужая воля. Сара плакала, но шла, не в силах сопротивляться этой воле. Вот она позвонила в звонок и шагнула в приветливо распахнувшуюся калитку, когда мир померк и сознание покинуло ее.

— Не понял, — удивился охранник, подхватывая упавшую на землю девушку. Она упала нехорошо, будто кукла, которой вдруг обрезали ниточки. — Здесь восьмой, нештатная ситуация, — проговорил он в микрофон носимой радиостанции.

— Что тут у тебя? — подбежал старший, разглядывая неизвестную девушку, потом хмыкнул, расстелив неизвестно откуда взявшееся покрывало. — Положи-ка ее.

Охранник осторожно положил неизвестную на покрывало, когда старший что-то сделал руками, и на груди девушки возник помаргивающий красным камень. Старший охранник тяжело вздохнул, непечатно высказался и…