Радуга

А дальше все уже шло как по маслу. Мешкяле находку тут же вручил начальнику полиции Утянского уезда, долгожданному в Кукучяй гостю господину Юлийонасу Заранке. Заранка — своим присяжным собутыльникам, следователю Климасу и судебному эксперту доктору Лапенасу, которые несколько суток угощались в Пашвяндре и в здании участка, спорили, ссорились, пока, наконец, шеф, помирив их, не написал рапорт начальнику уезда господину Страйжису с заключением, что кости, обнаруженные на пожарище в Пашвяндре, принадлежат скорее дикой козе, чем нормальной женщине. Тринадцать золотых монет, конфискованных ранее в избе Кулешюса, тоже не были признаны настоящими, поскольку, полежав в сейфе участка, они потускнели, потеряли желтизну. Единственно цветастый платок Фатимы является настоящим, но «вряд ли он пропитан кровью человека».

Но зачем мы мучаемся? Пускай дальше повествует подлинный документ, на наш взгляд, — истинный шедевр юриспруденции господина Юлийонаса Заранки.

«...К тому же, упомянутый платок злонамеренно проткнут ножом, явно с целью замести следы преступления и ввести в заблуждение полицию, дабы путем инсценировки убийства опасной преступницы бросить тяжкую тень подозрения на многолетнего начальника кукучяйского участка г-на Мешкяле, который ночью накануне дня святого Иоанна, вместо того, чтобы участвовать в традиционной программе на городище, вкупе с отважным членом местного отряда шаулисов Анастазасом Тринкунасом находился в засаде у Рубикяйского леса, неподалеку от логова старого мошенника Блажиса (одного из ближайших пособников темных делишек Фатимы Пабиржите), надеясь поймать ее теперешнего жениха, сына барона лабанорского цыганского табора Кривоносого, знаменитого конокрада Мишку, посмевшего неделю с лишним назад среди бела дня при большом скоплении народа пятнать безупречную репутацию господина Мешкяле, как законного опекуна несовершеннолетней графини Карпинской, обзывая вышепоименного бывшим любовником Фатимы Пабиржите и настоящим отцом ее мнимого незаконного младенца. Мало того, упомянутый ранее цыган Мишка, воспользовавшись скудоумием рядовых кукучяйских полицейских, похитил из-под забора участка застреленного накануне господином Мешкяле бешеного черного барана, который при жизни, по свидетельству пашвяндрской челяди, способствовал своим ужасающим видом и голосом ведьмовствующей Фатиме Пабиржите внедрить в опустошенное алкоголем сознание г‑жи Шмигельской фанатическую мысль, якобы она забеременела от водяного из р. Вижинта, и таким образом за мнимое очищение чрева добыть от больной кругленькую сумму чистоганом и золотом (не говоря о двух коровах и одной кобыле, бесследно исчезнувших той ночью с помещичьего пастбища); накануне дня святого Иоанна, при временном прояснении сознания, несчастная вдова сама призналась в этом на опросе г‑ну Мешкяле, умоляя последнего сообщить о случившейся беде ее возлюбленному жениху, вышеозначенному Анастазасу Тринкунасу, которого она недавно отвергла из-за коварных козней бывшего свата, вышеименованного Блажиса, и не только лишилась племенного быка по кличке Барнабас, стала злоупотреблять алкоголем, разочаровавшись в любви, но и угодила в лапы разнузданных сводников. В тот памятный день опрошенная, искренне сожалея о своих несознательно совершенных ошибках, заклинала попросить ее жениха, во имя их бывшей и будущей любви, всемерно поддерживать благородные усилия начальника участка по задержанию и передаче в руки Фемиды шайки мошенников, сама поклявшись всеми святыми больше не вкушать спиртного, а в час правосудия выступить первой свидетельницей обвинения и, отринув ложную стыдливость, поведать суду, какими извилистыми тропами добрались преступники до ее нежного сердца, хрупкого ума и какую психическую травму испытала она не так давно ночью, утоляя свои пошатнувшиеся нервы в водах р. Вижинта (по совету солидного психиатра), когда на нее совершенно неожиданно набросилось черное чудовище, боднуло рогами в челюсть, и, угодив в его лохматые объятия, вышеупомянутая г‑жа Шмигельская до сих пор не может вспомнить, что случилось впоследствии, поскольку опомнилась лишь под утро, на другом берегу реки, обнаженная, мокрая и оскверненная. (Об этом и других надругательствах, совершенных над личностью г‑жи Милды Шмигельской, подробнее читайте в исчерпывающем протоколе опроса объемом в сто страниц, составленном господином Мешкяле и названном нами «Приложением № 1 к Делу Фатимы».)