Радуга — дочь солнца

Над морем показалось солнце, и в обломке стекла над козырьком Алексей увидел свое отражение. Он не сразу узнал себя. Лицо было черным и высохшим, а на голове засохла большая шапка пены. Шлема на нем давно не было. Его сорвало в тот момент, когда снарядом разбило козырек рубки. Алексей провел рукой по мокрым волосам. Пена не пропала. Ладно, не стоит на такие пустяки тратить силы. Алексей выпрямился и медленно переложил рули. Он не может больше никуда отлучаться. Флаг поднят, и корабль снова в строю. И он должен остаться у штурвала до конца, как положено настоящему командиру. И смотреть только вперед. И никуда больше. Только туда, где караван.

Железная ложка

Н. А. Антоничеву

1

Это произошло осенью 1941 года в большом сосновом лесу близ Гамбурга, просторном и чистом когда-то, как храм. Но в описываемое время лес уже не казался храмом. Он был плотно опутан колючей проволокой, и за ней в заброшенных песчаных карьерах томились тысячи людей, медленно умирая от холода, голода и пулеметных очередей, посылаемых со сторожевых вышек. Стреляли обычно во время смены часовых, чтобы проверить — исправно ли оружие.

Лагерь в лесу считался временным; бараков в нем не было, и люди, как звери, жили под деревьями, ожидая перевода или отправки на работы.

В ноябре в тех местах почти беспрерывно идут дожди и дуют сильные ветры. Та осень не была исключением. День за днем откуда-то из-за горизонта все ползли и ползли мутные облака, над Эльбой клубился густой туман, и на рассвете было слышно, как в Куксхафане тревожно кричат пароходы. К ночи облака сгущались, и начинался дождь. Он шел словно по заказу, размеренно и неторопливо, наполняя все вокруг унылым шелестом, шел не переставая до самого утра, и под конец уже казалось, что не дождь, а смертельная тоска заливает землю.

И так целый месяц.

В конце третьей недели не выдержал «рядовой Андрейка». Он перестал разговаривать и бороться с холодом, а только морщился от приступов головной боли и большую часть времени сидел в «логове» под сосной, обхватив руками худые колени, и смотрел вниз, в землю. Взгляд у него сделался напряженно-болезненным, а бледное лицо неровно заросло светлыми пушистыми волосами, и на лбу и щеках появилась отвратительная красная сыпь.

— Почему я не погиб в бою? Почему, а? Слышите, Зыков? — шептал он, сжимая виски и перекатывая на коленях голову.

— Значит, не судьба, Андрей Николаевич, — назидательно говорил Сергей Зыков — степенный, рассудительный уралец, который и здесь, в лагере, так же как до этого в роте, добровольно исполнял обязанности ординарца. С его легкой руки политрук Тамаев и превратился в «рядового Андрейку».

Когда их окоп засыпало взрывом, а немецкие автоматы уже трещали в глубине обороны, Зыков прежде всего откопал потерявшего сознание политрука. Достав складной нож, он ухватил в горсть его роскошный чуб и стал деловито срезать прядь за прядью. Вслед за этим он снял с политрука новую шерстяную гимнастерку и смущенно ощупал карманы. Увидев партийный билет, он, будучи сам беспартийным, постеснялся раскрыть его, а только немножко подержал в руках и, положив обратно, застегнул пуговицу.

Зыков был мужик хозяйственный, ему и в голову не пришло уничтожить все это, но в то же время он понимал, что именно эти вещи и погубят политрука, если они встретятся с немцами. Приученный отцом все делать не спеша и обстоятельно, он сходил на опушку леса, где накануне стояла батарея, нашел там стреляную гильзу от стодвадцатидвухмиллиметровой гаубицы и вложил в нее туго свернутую гимнастерку. Оставшееся место крепко забил травой, а сверху обмазал глиной. С минуту он любовался своей работой, потом взял саперную лопатку и закопал гильзу в стороне от дороги около большого камня, чтобы легче было найти.

Политрук с трудом приходил в себя. Остриженный, в одной нижней рубашке, он превратился в хрупкого юношу с узким нежным лицом. Сергей помог ему встать, винтовку закинул за спину, и они пошли искать своих.

На ночь укрылись в глубокой лесной балке, по дну которой протекал ручей. Стрельба утихла, и только в той стороне, куда они шли, багрово светилось ночное небо. Сергей самоотверженно ухаживал за политруком, поминутно справлялся о его самочувствии и бегал за водой, а тот, морщась и качая головой, твердил одно и то же:

— Что вы наделали, Зыков? Вы же с меня голову сняли. Куда вы дели документы? Где мой наган? Как же я появлюсь в части не по форме одетым, без оружия и документов? Вы же из меня сделали предателя и труса.

И Зыков всякий раз повторял:

— Наган ваш взрывом унесло. Да и какой от него толк, коль патроны кончились. А за документы не беспокойтесь — спрятал надежно. Как перейдем в наступление, тут же и отыщем. А выйдет задержка — к партизанам доспеем.

К партизанам они не попали. Утром, когда они обходили деревню, их задержали немецкие мотоциклисты и присоединили к колонне пленных.