Радуга — дочь солнца

— Если бы не танки, которые появились на шоссейной дороге, наша рота ни за что бы не отступила. А тут еще с вечера какой-то дурак снял батарею с огневой позиции. Потому все и получилось.

— Окоп наш был справа от дороги. А по ту сторону на бугре сухое дерево. Помните, Андрей Николаевич, вы еще объясняли, что это ориентир номер один. Так вот если идти прямо на него, как раз у дороги и лежит тот камень.

Сергей провел широкую полосу, изображавшую дорогу, и рядом положил крупную гальку.

— Ты, Степан, лучше слушай, — обратился он к Каре, который и без того старался не пропустить ни слова. — И запомни как «Отче наш…». Если на работы куда порознь угонят, и там помни. Кто-нибудь из троих все останется в живых. Не верю я…

Он не договорил. Вверху раздались отрывистые слова команды, и занавеска отлетела в сторону.

На улице они увидели автоматчиков. Несколько секунд все стояли молча, разглядывая друг друга.

— Сдать инструмент! — наконец приказал тот, что говорил по-русски. Не опуская автомата, он подозрительно разглядывал стоящих перед ним людей. На шее у них были жетоны, и стояли они как положено стоять перед немцем, — не шевелясь, плотно прижимая руки к бедрам. И все-таки они совсем не походили на пленных. Подтянутые, собранные, с худыми, чисто выбритыми лицами. И глаза. Таких глаз у пленных не бывает. Нет, это были не пленные. Это были солдаты. Оружие в руки — и в бой.

Охранник на шаг отступил, не снимая пальца со спускового крючка.

— Инструмент?

Сергей посмотрел на Андрейку.

— Сдайте, — сказал Андрейка. — Больше ей уже ничего не сделаешь.

Сергей медленно вынул то, что осталось от ложки, и ласково погладил блестящую чашечку.

— Нужно сдать инструмент. Топор. Пила.

— Вот мы и сдаем. — Сергей протянул руку, и в то же мгновение один из охранников сделал выпад и снизу ударил стволом, другой ловко подхватил ложку.

— В карцер, — приказал старший.

7

Начались допросы. Они проходили в бараке, в пустой холодной комнате с низким окном, почти не пропускавшем света; оно упиралось в Черную стену на краю оврага, где приводились в исполнение приговоры. Электрическая лампочка, забранная металлической сеткой, тускло светила в сыром прокисшем воздухе.

Комендант сидел за столом, на котором стояли цветы в синей вазе. Он проводил допросы только первой степени, строго придерживаясь инструкций и наставлений. Если это не приносило результатов, за дело брался Фогель. Вот такое у них было разделение труда.

Фогель не признавал никаких инструкций, а больше надеялся на свой пистолет; и часто можно было видеть, как он после работы у Черной стены сразу же направлялся в столовую, едва успев убрать горячий «вальтер». В присутствии коменданта он обычно стоял у двери в ожидании своего часа и поигрывал цепочкой пистолета, сделанной из алюминиевых звеньев винтовочного шомпола.

Кара, попав на допрос, вначале сильно перепугался и долго не мог понять, что от него требуют. Переводчиком служил молодой русский парень с мрачным взглядом и коротко остриженными волосами. Он несколько раз повторял один и тот же вопрос:

— Расскажи, как был построен бункер?

Кара, нерешительно переминаясь, стоял на липком полу и молчал. Кожа на лбу у него собралась тяжелыми складками, как будто он решал какую-то сложную задачу. Переводчик снова повторил свой вопрос. И тогда Кара заговорил, поспешно и путано, не договаривая фраз и доверчиво глядя на переводчика.

— Вот как стало дуже холодно, тут мы, значит, и уговорились ставить хату. В такой дерюжке разве продержишься зиму? А коль привычки нет, так и вовсе худо. А если еще и здоровье не очень? Тогда что?.. И ведь добрая вышла хата! — Широкое лицо его расплылось в довольной улыбке. — Конечно, ложка супротив топора… но ведь зато руки. Когда им в охотку…

Кара посмотрел на свои руки, не удержался и по привычке поковырял заскорузлую ладонь.

— Сызмальства я разного натерпелся, — продолжал он, обращаясь к переводчику и искоса бросая робкие взгляды на неподвижную фигуру коменданта. — С семи лет у нашего помещика на конюшне жил. Не больно-то сладко было. А как воля вышла…

— Что с ним? — спросил комендант, которому надоело это невнятное бормотание.

— У него повредился разум, — сказал переводчик.

Кара, как только его перебили, сразу замолчал и замер, и лицо его приняло тупое и равнодушное выражение. Комендант взглянул на него и приказал отправить к лагерному врачу.

Когда ввели Сергея Зыкова, комендант спросил с легким раздражением:

— Ты тоже будешь утверждать, что бункер сделан этим черепком? — И бросил на стол сточенную ложку.

— Факт!

Этот ответ вроде бы даже понравился коменданту, как будто ничего другого он и не ожидал. Он повернулся к переводчику и что-то долго объяснял ему.

— Герр комендант предлагает подумать, прежде чем ответить на следующий вопрос. Хорошенько подумать. Предмет, который он держит в руках, был на экспертизе, и лучшие немецкие эксперты, он особенно это подчеркивает, заключили, что эта вещь не приспособлена для такого рода работ, и ею невозможно срубить и разрезать большое дерево. Понимаешь, невозможно.