Радуга и Вереск

Николаус лишь ниже склонился, словно продолжая обшаривать мертвеца, и промычал нечленораздельно. Всадник проехал дальше. И тут же вблизи послышался вскрик, отчаянный, сильный. Николаус разогнулся, готовясь бежать прочь, еще дальше в чащобу, только взять много левее, может и удастся проскочить мимо нападающих, или те уже все бьются у обоза… Но сквозь еловые лапы снова скакал кто-то. Николаус схватился за пистоль, да зарядить не успел — и в снеговом шуме, хрусте и покачиванье еловых лап выплыл саврасый с пестрой гривой, Николаус сразу его узнал. Да Бунакова на нем не было. Седло, шея, грива, переметная сума были залиты кровью. В глазах Николауса как будто вспыхнули синие молоньи, он рванулся навстречу, но саврасый шарахнулся прочь, вращая огромными глазами, Николаус весь напружинился и метнулся из последних сил, чувствуя, что сейчас разорвется сердце под окровавленным казачьим кафтаном и разрезанной на груди сермягой, но саврасого не схватил, тот с размаху налетел на елочку, освобождая ее от снега и сильно нагибая, и потом она со свистом выпрямилась и вонзила иголки в лицо пана, он отпрянул, жмурясь, хватаясь за лицо, заплывающее кровью. Но сейчас же выпрямился и, преодолевая боль, неверие, снова бросился за саврасым. А того уже схватил под уздцы мужик в свалявшейся волчьей шубе, с седой кудлатой бородой, тот, что метнул чекан в Николауса. Он оглянулся озверело на бегущего Николауса с окровавленным горящим лицом и выхватил кинжал, да это не могло остановить сильного молодого шляхтича, с разбегу он ударил чеканом — не плоским, а острым концом, похожим на коготь или клюв, и вогнал его в плечо. Мужик молча согнулся, схватившись другой рукой за рану и выпустив повод. Николаус перехватил с нечеловеческой ловкостью повод, решив тут же погибнуть, но уже саврасого не выпускать. И рывком вскочил на коня, сбивая головой снег с еловых лап, кровавя лицом снег. А мужик вдруг резко выпрямился и, крутанувшись волчком, всадил лезвие в ногу шляхтича. У того потемнело в глазах. Но ответного удара не получилось, потому как саврасый бросился прочь. И чекан лишь просвистел в пустоте. Николаус хватал, хватал повод, да пока уцепился наконец, саврасый уже оставил позади того в волчьей шубе. Мгновенье шляхтич соображал, останавливать ли, поворачивать ли саврасого… да так и позволил тому скакать по снегу дальше. Он уходил в глубь этого леса, стоявшего стеной у дороги, стирая с бровей, носа кровь, разлепляя окровавленные ресницы, чувствуя ее вкус на губах. Он словно побывал в кровавой купели, расплеснувшейся здесь посреди хмурых снегов и лесов Русского царства. Как это случилось? Кто напал? И куда скачет этот всадник в жаркой одежде… в сапогах, полных крови… Так ему сперва показалось. Но кровь набегала лишь с правой ноги. Он поймал снега с еловой лапы и напихал его в разрез в штанине. Кровь надо было остановить. Другую горсть он приложил к пылающему лицу.

Саврасый сильно бежал среди деревьев, сбивая снег с еловых лап, вся грива его была засыпана снегом, на котором все проступали кровавые пятна. Николаус пригибался к шее саврасого, не управляя им. Конь сам выбирал путь среди елок. Где-то недалеко, в двадцати, может, шагах тоже кто-то проскакал за деревьями, но — в обратную сторону, туда, где шла стрельба. А саврасый, словно понимая седока, уходил прочь — как вдруг остановился. Николаус приподнял голову, посмотрел. Это был завал, сразу несколько огромных елей рухнули вместе, наверное, поваленные грозой. Николаус повернул саврасого влево и поехал вдоль завала. Это хорошо, что мимо кто-то тоже проехал на лошади, значит, в лесу будет полно следов, не сразу распутаешь… Да и будет ли кто читать сию летопись? Николаус все же ударил саврасого ладонью, заставляя бежать. Надо было уйти дальше. Саврасый послушно припустился было, но тут же перешел на шаг, торной дороги тут и в помине не было, в глубоком снегу не разбежишься. Да и всюду ели преграждали путь, приходилось петлять.

А звуки выстрелов все отдалялись.

Вдруг саврасый вышел на большую поляну. Николаус придержал его, озираясь. Потом пустил вскачь. И как Николаус достиг примерно середины поляны, что-то справа хрустнуло или выстрелило, он обернулся, и тотчас по лицу полоснуло мечом, но то был меч света. Шляхтич зажмурился, снова приоткрыл глаза. Сквозь еловые маковки вырывались лучи яростного холодного русского солнца. И было оно красным. Но Николаус шире раскрыл глаза, и солнце побелело. На ресницах его стыла кровь. Лицо от удара той елки горело и саднило.