Рафаэль (прогонка)

- Ложись на кровать, - приказал он резким тоном.

“ Пожалуйста, нет. Мягкий голос Ани был едва слышен как шепот. Едва ее слова повисли в воздухе, как тишину разорвал громкий хлопок. Моя маленькая ручка метнулась к лицу, удерживая его. Я все еще помнила боль, когда мама дала мне пощечину. Мое сердце плакало по Ане, а рот открылся, чтобы закричать. Но потом я вспомнил требование Ани. Ни звука.

Я прикрыла рот свободной рукой.

Скрип. Матрас прогнулся, я задохнулась. Пространство было слишком маленьким, было слишком темно.

“Кричи”. Я ненавидела его голос. Я ненавидела его. Больше, чем кого-либо другого.

Я прикусила губу, почувствовав вкус крови. Обычно Аня целовала бы мою бу-бу лучше, но мое маленькое сердечко знало, что ее бу-бу была больше.

“Плачь по мне, моя маленькая шлюха”. Холодный, жестокий шепот был подобен зловещему туману, окутывающему комнату, душащему все хорошее в этом мире.

Скрип с кровати. Покрывала зашевелились, когда тела переместились по кровати, и в моем укрытии появилось отверстие. Пальцы вцепились в край кровати, сильно сжимая его. Уродливые пальцы. Морщинистые пальцы. На одном из этих пальцев было кольцо с фамильным гербом Макхейлов.

Крики клокотали у меня в горле, но Аня сказала вести себя тихо.

Поэтому я укусил себя за руку. Сильно. Я почувствовал боль и услышал звуки, от которых у меня скрутило желудок. Я ненавидел эту гребаную кровать. Горячие, соленые слезы потекли по моему подбородку.

“Кричи, черт возьми”.

Холодный пот выступил у меня на лбу, руки задрожали и распространились по всему телу. Мои легкие сжались, а сердце бешено забилось. Мои пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

Дыши, моряк. Я почти слышал голос Ани, смешивающийся со звуками ночи. Я сделала глубокий вдох, позволяя ему наполнить легкие, а затем медленно выдохнула. Повторяя это снова и снова, мое сердцебиение, наконец, замедлилось.

Я взглянул на часы, которые показывали половину девятого. Я ненавидел саму идею, которая крутилась у меня в голове, но, если не считать того, что я не хотел просить денег у Эшфордов, это был мой единственный выход. Ни у меня, ни у Ани никогда не было хороших отношений с нашей матерью, но она была нашей матерью. Она должна была заботиться о нас хотя бы немного. Она плакала, когда умерла Аня, и несколько раз просила меня вернуться домой. Это должно означать, что ей было не все равно, по крайней мере, немного. Может быть, я мог бы воззвать к ее доброте.

Дурное предчувствие скрутило мой желудок, свинцом вонзившись в яму, предупреждая меня, но я проигнорировала это. Это была моя гордость. Бросив еще один взгляд на часы, я принял решение.

Мой отец вернется домой только через час, если, конечно, будет придерживаться того же распорядка.

Я просила маму о помощи. Мне нужны были деньги. Когда я ушла от них, я ушла от всего. Деньги, одежда, наследство. Мне пришлось начинать с нуля, но благодаря Эшфордам это не было болезненным процессом. Только благодаря братьям Эшфорд я выжил в ту первую неделю. В тот первый год.

Я была счастлива, как никогда. Габриэль был в безопасности и таким хорошим ребенком. Подтверждение того, что я сделала правильный выбор, было на его лице каждый день.

Я не разговаривала со своими родителями более семи лет. Я ушла в тот день, когда родился Габриэль. Когда я выписалась из больницы с ребенком моей сестры, за мной не было ни цента, я осталась без крова и имущества.