Рафин

– Да, это я. Узнал? Сколько лет, сколько зим. А ведь сыну с отцом положено почаще встречаться – семья всё-таки! Ах да… она здесь. Сама пришла. Красная шапочка сама пришла в логово к Серому волку. Ты, наверное, ей мало про меня рассказывал, иначе она не совершила бы такую глупость… Короче, сам виноват! – Он говорил вкрадчиво и насмешливо – именно так разговаривал с жертвами маньяк, которого его сын сыграл в одном из своих самых неудачных фильмов. – Чего я хочу? Как и все киношные злодеи – мирового господства, как минимум! Ну, ладно, ладно… Давай говорить, как взрослые разумные люди. Сколько ты готов заплатить, чтобы твоя красавица вернулась к тебе целой и невредимой? – Он снова закурил и, положив локти на спинку кровати, уставился на меня оценивающим взглядом. – Я бы за неё брал долларов двести в час. Не молодая, но красивая. Выглядит свежо, не потасканно. Да и всё, кроме цвета волос, вроде бы натуральное, что в наши дни, согласись, редкость. Как на счёт миллиона долларов? Вот так и знал, что ты начнёшь прибедняться! Да, я в курсе, что мы не в Голливуде и ты не Леонардо Ди Каприо. Но, если верить журналу “Форбс”, только в прошлом году ты заработал полтора лимона! Если б не выпендривался и, как другие, соглашался сниматься в рекламе и сериалах, зарабатывал бы ещё больше. К тому же мне нравится, как звучит эта цифра – миллион долларов… Хотя в наши дни и на миллион то не слишком разгуляешься, если подумать! Так что я не так уж и много прошу. Перестань торговаться! Она же здесь сейчас – всё слышит, потом не простит тебе этого, будет всю жизнь попрекать, что ты посчитал, будто она и миллиона долларов не стоит! Да, кстати, деньги мне нужны в течение пары дней. Ты знаешь, я не отличаюсь особой терпеливостью. Ну, займи у кого-нибудь из своих дружков-олигархов! У таких как ты всегда найдётся парочка знакомых толстосумов. Короче, захочешь вернуть свою бабу, что-нибудь придумаешь, не мне тебя учить! Или ты только в кино за своих глотки готов грызть? Всё – разговор окончен. Хотя постой, совсем забыл – пусть всё это останется нашим сугубо семейным делом, не надо звонить ментам и вообще выносить сор из избы… Договорились? Не хочется этого говорить, но иначе придётся перерезать ей горло, а я этого не люблю, ты знаешь… Мужиков хоть каждый день готов резать, а женщин я предпочитаю трахать. Ну, вот и хорошо. Как раздобудешь денег, черкни смсочку. И напоминаю – у тебя два дня.

Отключив телефон, он улыбнулся и спросил:

– Как думаешь, он любит тебя? Да, ты права – никогда нельзя быть на сто процентов уверенной в чьих-то чувствах, тем более мы мужики все такие сволочи… Но, ты в ближайшие два дня узнаешь правду. Не боишься?

Я замычала, давая понять, что хочу что-то сказать. Он снова достал нож, поднёс его к моему лицу, после чего отклеил ленту с моих губ, которая и так уже еле держалась.

– Я жду ребёнка.

– Вот чёрт! Не могла раньше сказать? Я бы два миллиона запросил!

– Как вы можете? Это же ваш сын!

– Этот сукин сын первым от меня отрёкся.

– Быть может, он тоже был не прав, но… Не боитесь, что есть ад?

– Если у них там ад, то здесь тогда что?

Он заклеил мне рот, отрезав от клейкой ленты, новый кусок. После чего включил телевизор и плюхнулся на кровать рядом со мной, приобняв меня одной рукой. Пощёлкал пультом по каналам, остановился на том, по которому шёл выпуск новостей. Какой-то самолёт разбился. Все пассажиры и экипаж погибли.

– Знаешь, с некоторых пор полюбил смотреть новости! Приятно знать, что у кого-то дела ещё хуже, чем у тебя.

И с чего это вдруг я с ним про ад заговорила? Ведь я сама даже в бога не верю. Считаю, как Фрейд, что бог – это всего лишь общечеловеческий психоз. Но, как там говорят – в падающем самолёте атеистов не бывает? Несмотря на это, я верю в то, что душа не умирает, что после смерти тела она отправляется в какую-то другую реальность, но подозреваю, что реальность эта не имеет ничего общего с религиозными сказками, подозреваю, что на том свете всё так же муторно и непонятно, как и здесь. И никакой бог, озарённый светом, не спускается к тебе с небес, чтобы объяснить, что к чему да зачем. До всего, как и здесь, приходится доходить самому.

Правда иногда я думаю, что это всего лишь страх перед смертью заставляет меня верить в бессмертие души. И тогда я вспоминаю, что у меня есть пара доказательств существования души (помимо всем известных, которые рассказывают люди, пережившие клиническую смерть) – моя мама видела бабушку вскоре после её смерти, та хотела ей что-то сказать, но мама испугалась, закричала и бабушка исчезла. А ещё мой отчим – отец моих братьев, приходил ко мне во сне, чтобы попрощаться, в тот день, когда он умер. О его смерти я узнала лишь три недели спустя.