Рагана

Охотник с шумом продирался сквозь ветви, не слишком заботясь о том, чтобы не быть услышанным. Сегодня он не охотился – пусть звери и птицы разбегаются и разлетаются прочь. Совий вынырнул из темноты на обрывистый пригорок и раздраженно скривился: на скамейке, которую он сам вытесал и поставил, кто-то сидел. Парень не настроен был на общение и потому резко схватил незваного гостя за плечо, намереваясь невежливо попросить его убраться прочь.

Человек не вскрикнул, только зашипел и резко обернулся. С его головы слетел капюшон, и Совий разжал пальцы, будто обжегшись. Прищуренными глазами, поджав губы, на него смотрела новая знахарка. И, судя по ее воинственному виду, освобождать место она не собиралась.

– Что ты здесь делаешь? – выплюнул Совий, сверля ее таким же злым взглядом.

– Тебе-то что? Отдохнуть присела.

– Навья отрыжка! Другого места не нашлось?

– Ну, знаешь, – девушка фыркнула, – выбирая между удобной лавочкой и просто землей, я выберу лавочку! Я люблю лес, но от удобств отмахиваться точно не стану Да и чего ты так разозлился? Места тут на двоих хватит с запасом. Присаживайся, – и нахалка отодвинулась, приглашающим жестом указав на остаток лавочки. Справедливости ради, его и правда было достаточно.

Совий оглянулся через плечо, раздумывая, не уйти ли. Может, если бы Ясмена о чем-нибудь спросила или продолжила разговор, он бы так и сделал. Но она уже не смотрела на него – ее задумчивый взгляд был устремлен на Чащу, едва видневшуюся в просвете между деревьев. Девушка уперлась локтем в колено и положила подбородок на ладонь, сгорбившись, как старушка. Поколебавшись, охотник все же опустился на лавку. Краем глаза он уловил отблеск ее улыбки, впрочем, быстро погасшей.

Они сидели в тишине какое-то время, пока Ясмена не вздохнула глубоко и не закрыла глаза.

– Слышишь? – спросила она.

Совий прислушался и открыл было рот, чтобы спросить, что она имеет в виду, но Ясмена вдруг приложила маленькие – почти детские – пальчики к его губам и шепнула:

– Соловьи поют.

Она убрала руку и снова прикрыла глаза, всей собой вслушиваясь в звук. Он и сам наконец его услыхал и удивился, что не заметил сразу.

Маленькие пернатые певцы заливались так яростно, будто пытались полностью себя переплавить в эту мелодию. От реки долетал аромат черемухи, пьяняще-сладкий, дурманящий голову и чувства. К нему примешивался прохладный запах реки – воды, ила и мокрых камней. Вдалеке от людского жилья ничто не приглушало ни песню, ни плеск, и они сплетались в музыку, наполняющую сердце до краев.

Песня катилась по коже перестуком хрустальных капель, гладила лицо, будто его касалась своим теплом светозарная Сауле, манила сорваться с места и раствориться в сумасшедшей пляске. Казалось, это не маленькие птички, а сама ночь выпевала на сотни голосов единое чувство. Река, вторя соловьям, летела по камням, хлеща прозрачными струями сонные плесы и крутые глинистые берега.

Когда Совий медленно открыл глаза, Ясмены рядом уже не было. Она исчезла, как лесной дух, и охотник не пытался найти ее следы. В нем не осталось ни капли ярости, с которой он пришел сюда. И Совий знал, что благодарить за это надо не только маленькую рагану, так легко показавшую ему обыкновенное чудо, но и сам мир, эти чудеса создающий.

С того момента, как Ясмена появилась в Приречье, многое происходило с ним впервые. Слушая соловьев, Совий задумался, что, возможно, Бур был все-таки прав.

А через седмицу в Приречье появились дейвасы. Совий знал, что они пришли за Ясменой. Но отдавать ее им не собирался.

Что бы ни задумали чернокафтанники, он будет рядом и сумеет ее защитить.

Глава 15 На острие кинжала

Не верилось, что Мастер на самом деле просто отдал мне свое изделие, но прохладный тяжелый металл в руке говорил сам за себя. Хоть я никому не рассказала про гнусные намерения Анжея, а дейвасы пока грозили лишь словами, кузнец решил, что оружие мне пригодится. От этого становилось тревожно. Мой проклятый дар, к сожалению, никак меня не защищал, а жгучие порошки и яды не всегда действовали достаточно быстро. У меня был нож для сбора трав, и я умела использовать его не только по назначению. Но, подумав, кинжал Бура я все же прикрепила на запястье, рядом с бусиной из лунного камня на кожаном ремешке – той самой, что должна будет занять место на обручье моего будущего мужа… если я вдруг решусь на подобную глупость. Пока же я просто не собиралась повторять свои же ошибки и оставаться безоружной хоть на секунду.

Когда погибла мама, никакие добрые люди не явились за мной, оставшейся одной-одинешенькой в огромном безжалостном мире. Целый день я пролежала на улице, трусливо надеясь, что снег заметет меня полностью, укроет одеялом смерти и я усну в его объятиях навсегда. У меня не было сил бороться. Перед глазами стояло, как маму забрасывают камнями, и это отнимало волю к жизни. Зачем спасать кого-то при помощи дара, если рано или поздно закончишь вот так? И никто, ни единая душа не вспомнит, как ты помогала, рискуя собственным разумом.