Мужчина, отшатнувшийся при виде моего безумного лица, заблеял что-то непонятное. Марьяна оттеснила меня плечом и принялась командовать, куда уложить нового пациента. Я столбом стояла на пороге, вцепившись в плошку с огоньком, словно она могла дать ответы на мои вопросы. Вонь с улицы обжигала нос, она была противоестественной и потому куда более мерзкой, чем запах лекарств, ран и пота, витавший в доме. Я тряхнула головой, пытаясь вернуться в сознание, и захлопнула дверь. Марьяна уже справилась с распределением, сунула товарищу Совия в руки кружку с бодрящей смесью, а сама обтирала раны охотника чистой холстиной. Я подошла на негнущихся ногах и боязливо глянула через ее плечо.
– Ну что, подруга, сладишь? – шепнула дочка головы.
Я тяжело сглотнула при виде развороченной клыками руки и двух глубоких царапин, пролегших в опасной близости от яремной вены.
– Не могу же я так просто отпустить этого наглеца. Я с ним еще не за все шуточки рассчиталась.
Марьяна искоса посмотрела на меня. Выпрямилась, отбросила окровавленную тряпку и отступила в сторону, давая мне подойти к тяжело хрипящему Совию. Я глубоко вздохнула, унимая подкатившую к горлу дурноту, отдала подруге плошку с огнем и попросила держать повыше. Всего лишь трупный яд. И кислотная слюна. И обрывки навьей тьмы, пиявками повисшие на порезанной коже. Главное, не рухнуть в обморок.
Надо ж было Совию заполучить самую сложную рану из всех…
Я протянула руки и повела ладонями над его телом. От золотого царства – головы – к серебряному – животу. Круговыми движениями – к меди. Светящиеся нити были оплавлены и почернели, нарушая связь. Серебро потемнело. Медь окислилась. Но золото по-прежнему сияло, не замутненное прикосновением навьих тварей. Я принялась выстраивать порванные линии, вычищая из них гниль и черноту. Подарочки упырей поддавались неохотно, жгли руки и норовили впиться в меня вместо освобождаемого человека, но я давила их и выжигала белым светом, живущим в моем теле.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я осторожно подняла руки с тела Совия. Он провалился в беспамятство, устав кричать, и сейчас его грудь поднималась и опускалась ровно – парень спал, и сон этот был целебным. Я тихо застонала, когда Марьяна тронула мои ладони: они были исчерчены тонкими порезами, словно книжная страница строчками. Кровь сочилась из ран, перемешиваясь с серебристым сиянием. Марьяна усадила меня на табурет и принялась бинтовать руки. Вторая девушка, Кася, накрыла Совия простыней, подоткнув ее со всех сторон, будто ребенка пеленала, и устало присела рядом.
Помолчали.
– Неужто все? – тихо спросила Кася.
– Боюсь, если принесут еще хоть одного, я лягу рядом, – я бледно усмехнулась, но в моей шутке было слишком много правды.
Мы прислушались, но крики на улице в самом деле стихли. Снова открылась дверь, впуская заляпанного вонючими внутренностями, черным пеплом и чьими-то мозгами Мария. За ним размашисто шагал Дарган, еще более грязный, но ухмыляющийся широко и свирепо. Его одежда слегка дымилась. Кася икнула, подскочила, зажав рот рукой, и бросилась во двор. Подозреваю, что на поиски отхожего места. Марьяна оказалась крепче и только побледнела. Я же просто кивнула, приветствуя своих будущих палачей:
– Всех вытащили.
Марий начал что-то говорить, но я уже не слышала, погружаясь то ли в сон, то ли в беспамятство. Весь мир поглотила тьма, а в ней горели два огненных глаза, и спрятаться от всепроникающего взгляда мне было некуда. Я и не стала: подхватила невесть откуда взявшийся лоскут тумана и завернулась в него, как в одеяло, чувствуя, как отступает жар пламенного взора.
Я не была уверена, что проснусь. Но сил оставаться в сознании больше не было.
Глава 18
Безумию не поется слава
Я откинула одеяло, дыша так, словно пробежала пешком всю дорогу от Рябинника до Приречья. Обрывки тяжелого душного сна повисли на ресницах, и мне едва удавалось держать глаза открытыми. Но возвращаться в сон, где я снова увидела серые бугристые деревья, сейчас было выше моих сил. Неловко дернув рукой, я застонала от боли. Подняв обе ладони к глазам, убедилась, что память не подводит: от запястий до середины пальцев руки были обмотаны пропитавшимися кровью тряпицами. Накануне я приняла на себя слишком много злобы навьих тварей, и она прорвалась даже в Явь, поранив живую плоть. Обычно такие раны затягивались за счита-ные часы, но я слишком давно не проводила обрядов очищения. Вначале было не до того. Потом явились дейвасы. А вслед за огне-носцами пришла и нечисть.