Тело дрожало, словно после приступа лихорадки. Простыни пропитались потом, подушка уныло валялась на полу. Кровать больше напоминала поле боя, чем место отдыха, а я чувствовала себя трупом, даром что была жива. К счастью, у изголовья стояла кружка с водой, которую я выпила на едином вдохе. Голова по-прежнему кружилась, но сознание немного прояснилось. Я огляделась по сторонам и прислушалась: все было тихо. Пожалуй, слишком тихо для помещения, в котором должны находиться по меньшей мере семеро тяжелораненых, даже если все, кто мог стоять на ногах, разошлись по домам.
Я кое-как сползла с кровати, набросила на плечи шаль и медленно, держась за стеночку, направилась в горницу. Там и в самом деле никого не было. Если б не плохо отмытые пятна крови на полу да позабытая в углу корзина с грязными лоскутами, я бы решила, что мне привиделся еще более кошмарный сон, чем обычно. Но в воздухе по-прежнему угадывался легкий запах тлена и человеческих кишок. К горлу подкатила тошнота, и я, зажав рот рукой, кинулась к полкам, судорожно ища нужный мешочек.
На печке нашелся полный кипятка чайник, и я мысленно возблагодарила доброго человека, который позаботился обо мне, пока я валялась в беспамятстве. Кое-как процедив настой, отхлебнула сразу большой глоток, почти не поморщившись, когда горячая вода обожгла рот. Дурнота отступила, и оставшуюся часть лекарства я могла допивать уже не спеша, медленно цедя горькую зеленоватую жидкость.
Едва усмирив бунтующее тело, я почувствовала, как сердце сжимает тревога. Совий тоже исчез, а ведь его раны были самыми тяжелыми. В ближайшую седмицу он не должен был даже голову от подушки поднимать, и перемещать его куда-то было глупым и ненужным риском. Кому пришла в голову эта жестокая идея, уж не дейвасам ли?
В доме стояла духота. Смешиваясь с неприятными запахами, она начала сводить на нет действие настоя. Я не стала рисковать и вышла на крыльцо, полной грудью вдохнув ночную прохладу. По всей деревне горели огни, но ни людей, ни навьих тварей видно не было.
Вдруг из темноты на меня выпрыгнуло что-то большое и тяжелое, вцепившееся в руку острыми иголками-когтями. Я дернулась от неожиданности, и остатки настоя выплеснулись на меня и белую, порядком испачканную шерсть.
– Да чтоб тебя навьи сожрали! – в сердцах выругалась я, отрывая от себя взбесившегося Одуванчика.
Кот истошно орал, сверкая зелеными глазищами, и цеплялся за меня всеми четырьмя лапами. Мне все же удалось отцепить от себя зверя, но кот и не думал успокаиваться. Он прохаживался по порогу, вздыбив шерсть и став больше раза в три, утробно рычал и не сводил глаз с уличной темноты. Я до рези всмотрелась во тьму, но не увидела совершенно ничего, что могло бы так напугать Одуванчика.
Несмотря на брошенные в сердцах слова, я была рада видеть кота живым и невредимым. А еще очень надеялась, что Пирожку тоже удалось пережить эту ночь. Я была полна решимости сделать новый настой, а после все же выяснить, кто и куда утащил моих раненых, заодно проведав коня. Злость нарастала грязной пеной, и я принялась считать от одного до десяти и обратно, чтобы успокоиться. Кем бы ни были похитители, они рисковали жизнями людей. Неужто не понимали, что без помощи раганы залечить раны те не сумеют?! Мы с Марьяной и Касей столько сил вложили, чтобы всех спасти, а что теперь?
Я скрипнула зубами и выдохнула последний счет. Злость поутихла, и я смогла почувствовать серебристое мерцание внутри. Но стоило коснуться его, как накатил страх. Так мало, помоги, Светозарная… Не хватит даже на то, чтобы затянуть простенькую царапину.
Я вдруг явственно расслышала нежную песнь Черницы, почуяла запах ее темной воды. Слишком давно я не ступала в бегущую воду и не отдавала ей все накопившееся на душе: чужие боль и страдания, собственные страхи и сомнения. Рагана – часть живого мира чуть более, чем простые люди, и, как сама природа, рагана должна очищать и обновлять свой дар в созвучии с Колесом года. Самое позднее, когда я должна была провести обряд, – в день Летеня. Но он отзвенел седмицу назад.
Именно в Летень в Приречье заявились дейвасы.
А вчера я вычерпала до донышка все, до чего смогла дотянуться.
Я с тоской принюхалась к пахнущему свежестью ночному воздуху. Мне и нужно-то было меньше часа – добежать до реки, войти в бегущую воду, отдать ей накопившуюся боль и вернуться домой. Проклятый дар сейчас был нужен мне как никогда. Я знала точно: те, кого я лечила вчера, исцелятся нескоро, еще не раз придется обращаться к силе раганы. Если эта сила пропадет – их смерть будет на моей совести.
Ведь я очнулась не в плену и не связанная огненными цепями. Дейвасы тоже ушли, не тронув меня и пальцем. Может ли статься, что человеческие жизни для огненосцев оказались важнее почестей, которые они получат за поимку ведьмы?