Рагана

У подножия деревьев, скрывая подлесок, клубился густой туман. Я плыла над ним, едва не задевая его спиной. Туман сплетался с кончиками моих волос, легонько тянул, словно приглашал познакомиться поближе, и я подхватила тяжелую мокрую прядь, погрозив ему пальцем:

– Мы еще не настолько близки, чтобы я разрешала себя трогать.

Туман стыдливо откатился, пополз по стволам к небу – такому же молочно-белому, с вкраплениями серебристых огоньков, – и обрушился вниз, разбиваясь в воздухе на тех самых птиц с острыми крыльями. Птицы закричали и упали на меня мягким мокрым комком трепещущих крыльев, острых клювов, пустых слепых глазниц. По хребту протянуло морозом, и я прозрела.

Птицы не хотели поприветствовать меня, а туман не хотел поиграть – они желали впиться в меня когтями, сорвать с тела радужную кожу, выклевать глаза, поглотить всю меня без остатка, чтобы я никогда, никогда больше не покинула пределов этой странной, страшной, чужой Серой Чащи…

* * *

Вокруг резко потемнело, и с неба полился крупный холодный дождь, мигом смывший остатки тепла, – но я была ему благодарна. Тугие, пахнущие речной водой струи были настоящими: они словно смывали бело-серебристый морок, желавший пожрать меня без остатка.

Вот только покачивание никуда не делось. Сморгнув дождевые капли, я болезненно прищурилась, пытаясь понять, что происходит. Я почти ожидала увидеть над собой лицо Совия, но… это был Марий. Дейвас нес меня на руках, осторожно прижимая к себе, и под щекой уверенно билось его сердце. Я окаменела, осознав, как близко оказалась к огненосцу – ближе, чем за все эти дни. Нас разделяли только тонкая ткань моей сорочки да шелк его темной рубашки, черный кафтан окутывал мое тело теплом и запахами хвои и мускуса. Болотник никак не отреагировал на мои ерзанья.

– Пан дейвас… не слишком ли много чести? – мой голос прозвучал хрипло, горло царапнула боль.

– Так быстрее. Ждать, пока ты сможешь идти своими ногами, слишком опасно, – отозвался он без улыбки, и я сжалась от пронзительной тревоги.

Дождь продолжал поливать нас, хоть и менее яростно. Темный лес вокруг угрюмо нахохлился, провожая непрошеных гостей желтыми глазами-просветами. Я чувствовала: Перкунас уже выковал новое солнце и катит его по небу. Но темнота вокруг упрямилась, не впуская даже крохотного осколка света.

– Опасно? Почему? И как мы оказались в лесу?

Я подняла взгляд к вершинам деревьев, проплывающих над нами. Они казались знакомыми. Не сразу, но пришло узнавание: эта дорога вела от Черницы к Приречью. Мы возвращались в деревню, вот только я не понимала, как оказалась за ее пределами. Я подняла руку и покрутила ею перед глазами. Грязные мокрые повязки сползли, из-под них выглядывала нежная розовая кожа, затянувшая свежие раны. Кожаный браслет с овалом лунного камня был на месте, а подарок Бура пропал. Я задрожала, поняв, что безоружна и почти раздета один на один с дейвасом.

– Ты ничего не помнишь? – лицо Мария не поменяло выражения, будто он не заметил охватившего меня смятения.

– А есть что вспоминать? – заныла спина, и, вторя ей, жутко заболела рука.

Я даже испугалась, что повредила ее, но, покрутив запястьем, убедилась, что никаких травм нет. Однако острая боль не исчезала.

– Берег Черницы. Твое ночное купание. Тварь из тумана.

Я растерянно слушала голос Мария, но никак не могла уложить в голове, что он говорит. Ночное купание? Да… что-то такое было. Усталость и бессилие. Ночь в разгаре и испуганный Одуванчик. Мокрая глина под ногами. Сонно шепчущиеся лодки. Глубина, полная звезд, несущая меня, словно перышко.

И трое мужчин, поджидающих на берегу.

Я сжалась в комок, обхватив себя руками. Марий чуть помедлил, но все же притянул меня ближе. Я не сразу поняла, что он держит меня, как родитель ребенка, будто пытается от чего-то защитить.

– Там был Анжей… Он хотел надругаться надо мной. Пропустить через своих дружков. А потом всласть поизмываться, снимая шкуру с глупой раганы, – мой голос звучал глухо.

Ветер стегнул по спине ледяной плетью. Закачались ели, размахивая мохнатыми лапами. Сердце Мария пропустило удар. А затем его руки сжались сильнее, почти до боли вжимая меня в крепкое мужское тело.

– Они больше не причинят тебе зла.

– Как же, – я едва сдерживала горячие злые слезы. – Пока жив этот ублюдок, он не оставит меня в покое. Особенно теперь, после того как ему снова не удалось меня сломать…

Вдруг страшное подозрение опалило меня, и я вцепилась в запястье дейваса, позабыв о его колдовской натуре и чувствуя под пальцами только живое человеческое тепло.

– Ведь он… не успел?

Огненосец отрицательно качнул головой, и я обмякла от облегчения. Марий, по-прежнему прижимая меня к себе, заговорил снова. И в его словах звенела злость.

– Он больше никому не причинит вреда. Но лучше бы тебе никогда с ним не встречаться.