Рагана

В толпе поднялся возмущенный ропот. Хозяева домов, соседних с моим, вытягивали шеи и рвались броситься на защиту своих изб с водой и песком, чтобы не дать огню перекинуться. Но Дарган рыкнул повелительно, и смельчаки, уже побежавшие в сторону пожара, повернули назад.

– Ничего не будет с вашими халупами. Меня не зря Громобоем кличут. Грозовой огонь – мой верный пес.

– Ты грозовая шавка! – выкрикнул Совий, вырываясь из удерживающих его рук. – Прекрати ее мучить! Отзови свой огонь!

– Пожалуйста, пощади, – рыдала я, жалко скривившись и всхлипывая в голос.

Марий был вынужден наклониться, чтобы не сломать мне руки, но я не чувствовала боли – я всем сердцем рвалась туда, где сгорала часть моей души.

Дарган вновь не повернул головы в мою сторону, но снизошел до ответа:

– Ведьмин дух должно выжигать до основания. Все, с чем ведьма связана, будет обращено в прах и пепел. Таков закон, маленькая рагана, – Дарган посмотрел на Болотника и кивнул ему: – Вряд ли тут есть темница, так что запри ее на эту ночь в каком-нибудь подвале.

Громобой повернулся к толпе и воздел руки к насупившимся небесам:

– Мы все равно остаемся людьми, даже под чарами древнего существа, никогда не знавшего, что такое справедливость. Как бы ни хотелось вам, добрые люди, совершить акт правосудия, самым правильным будет вынести приговор ведьме публично. А затем сжечь ее на площади перед Черной школой, развеяв прах над ее любимой бегущей водой, чтобы никогда она не возродилась ни единой травинкой.

Дарган стоял ко мне спиной, и я не видела выражения его лица. Я не знаю, что увидели в нем приреченцы. Один за другим они стали опускаться на колени и склонять голову к земле, шепча его имя. Один за другим все, кого я звала друзьями, кроме Совия и тех, кто его удерживал, пали ниц перед черным служителем. А он сделал знак Марию, и тот повел меня сквозь толпу. Жуткое ощущение, будто они кланяются мне, стало последней каплей, и я тихонько захихикала. Смех бурлил и затапливал меня волной, разрывая горло и выплескиваясь наружу визгливой истерикой. Должно быть, в тот момент я выглядела как настоящая ведьма. Совий с болью смотрел на меня.

Я же смеялась.

Я не переставала смеяться, даже когда над моей головой опустилась крышка подвала, оставив меня в кромешной темноте с запахом влажной плесени.

Смех клокотал и рвался из горла, булькал и хрипел, смешивался со слезами и рвотой, но остановиться я не могла. На ощупь, сотрясаясь всем телом, добрела до стены и свернулась возле нее тугим клубком, продолжая икать и размазывать слезы, сопли и желчь по лицу. Я проклинала скопом богов и Прях, соткавших мне эту судьбу. Я ненавидела себя, такую беспомощную и жалкую.

Потому что именно такой я себя ощущала в тот момент. Жалкой тварью, не нужной даже породившей ее Нави.

Глава 20 Цена дружбы

Не знаю, сколько времени я провела в темноте подвала, слушая, как стекают капли воды по заплесневелой стене. Дарган говорил об одной ночи, но для меня она растянулась на целую вечность. Иногда раздавались шорох маленьких лап и неуверенный писк. Пару раз моей голой ноги касалась щетка жестких усов. Я не шевелилась, и крысы убирались прочь. Лишь одна все время норовила задержаться, и я понимала, что ей не терпится попробовать необычное угощение – человечью плоть.

Было холодно. Марий оставил мне свой кафтан, и я закуталась в него, но дрожь все равно колотила меня изнутри. Я подышала в ладони, потом и вовсе свернулась клубком, пытаясь сберечь оставшиеся крохи тепла. При мысли о еде становилось тошно, но жажда мучила меня с первой минуты пленения, а воды дейвасы не оставили. Я надеялась, что мне не придется попробовать на вкус те сводящие с ума медленным течением капли. Пока еще отвращение было сильнее жажды. А если дойдет и до того – будет ли меня волновать, что это сок белесого грибка, облепившего стены подвала?

Ощущение, что я увязла в кошмаре, никак не отпускало. Еще вчера я улыбалась солнцу и пила чай с вареньем Калины на крыльце своей лохматой избушки, а сегодня валялась на земляном полу и тщетно пыталась оттереть руки – мне все казалось, что они по локоть одеты в кровавые перчатки. Там, снаружи, бесновалась толпа, подогреваемая звучным голосом дейваса, а мой дом рассыпался жирным горячим пеплом. Кто бы подумал, что в рыхлом теле Громобоя таится такая сила? Хотя уж я могла бы догадаться – много людей повидала на своем недлинном веку. А все туда же – обманулась внешностью. Впрочем, внешностью ли? Возможно, я слишком хотела зацепиться за этот клочок земли и дом, который даже не был моим…

Новая капля скользнула по отсыревшим доскам.

Я закрыла глаза. Держать их открытыми было слишком страшно: начинало казаться, будто я ослепла. Кисловатый запах настойчиво лез в нос, отчего я то и дело терла его рукой. Бессмысленный жест, но в нем было некое странное успокоение.