Но где на корабле я найду столь невостребованные в современности вещи? Почему-то сразу подумалось о Юджине - возможно, что бумага используется для каких-то целей в медотсеке? В медотсеке обретался теперь Комаровски. Хмурый Плеве следил, как верная Леночка кормит своего ненаглядного через поильник.
- Ой, Маша! Оказывается, Влад упал и сломал себе челюсть, это так ужасно...
Да-да, падение с высоты собственного роста с ударом о локальную поверхность тяжёлого тупого предмета.
- Ужасно, - вынужденно согласилась я, - но ведь Юджин что-то придумает, верно, Юджин? Влад сможет участвовать в экспедиции?
- А как же, - проворчал тот, - выдам тебе все лекарства, и - сможет как миленький!
- Почему ей? - насупилась Лена.
- Потому что, - отрезал Юджин.
- Я же отучилась на курсах первой помощи, - похлопала ресницами я. - А ты? Нет? Ну, вот видишь... Но ты ведь будешь мне помогать?
Лена с энтузиазмом закивала, а Юджин быстро подхватил меня под локоть и вывел в коннектор.
- Правда, что ли, отучилась? - спросил он.
А то! Конечно, давно это было... Но было же!
- Хорошо. Примерную схему я разработал, до высадки ещё понаблюдаю, если что - откорректируешь сама.
- Юджин, у тебя нет бумаги?
- Чего? Слушай, иди отсюда, не морочь мне голову, я и так от этой парочки ненормальных скоро сам свихнусь!
Он от парочки. За неполные сутки. А у меня их - четырнадцать голов, ну, если уж окончательно переходить на аграрные термины. И стандартный месяц на чужой планете. Ладно, где наша не пропадала...
А пока... Мне нужна бумага! Я вернулась в пассажирский отсек и начала методичные расспросы. Юлька постучала пальцем по моему... Машиному лбу и с сомнением обещала спросить у Двинятина. Таня посмотрела с удивлением и стала выяснять, правда ли Комаровски упал и сломал челюсть. Впрочем, все остальные задавали мне тот же вопрос, едва я открывала дверь. Правда, ребят-музыкантов больше волновало, что на какое-то время их гитарист выпадает из творческого процесса. Солнце, Ю и Тхао сразу забыли о моём присутствии, у них решался вопрос... о каком-то там проигрыше... Надеюсь, не в орлянку.
Дегри распирало любопытство иного рода. Он сразу сообразил, что сломать челюсть можно только с чьей-то посильной помощью, а так как в центре всех последних событий была я, то... И Владис выбыл из строя из-за меня.
- Это твой парень, Мари?
- Надеюсь, ты ни с кем не успел поделиться своими выводами? А то смотри, присоединишься в медотсеке к Комаровски, - предупредила я.
Но на самом деле с гордостью ответила бы "да", вот только он не парень. Он мой муж. И я должна ему, по меньшей мере... Одно признание.
Но мои поиски были тщетными... Климов презрительно процедил:
- Бу-ма-га? Маш, ты какая-то... странная.
Анастази и Лайза, мне кажется, вообще не поняли, о чём речь.
И я пошла приставать к Двинятину.
- Мария... Я даже не знаю, чем помочь, - развёл руками он. - В экспедицию мы точно ничего похожего не брали...
Оставалось только одно - опять идти на поклон к Кейсту. И не факт, что у него эта самая бумага найдётся... Я слегка приуныла. К тому же хотелось есть и спать... Словом, отвлеклась на нужды тела, ничем иным я не могу объяснить то, что едва не налетела в пустом коннекторе на Сетмауэра.
- Маша, я слышал, тебе нужна бумага? Вот, возьми... Я записываю на ней... Неважно, возьми.
Я с недоверием уставилась на парня, протягивающего мне белый лист формата стандартного визора:
- Может, у тебя и ручка есть?
- Есть. Ты же её вернёшь?
- Сразу же!
Я схватила у него ручку, чистый белый лист и заорала на весь отсек:
- Кир! Ты лучший, я тебя обожаю!
Получилось немного хрипло... Всё же вчера меня душили, сегодня я... А впрочем, кому какое дело? На радостях я ещё и чмокнула его в щёку, развернулась и на крейсерской скорости ворвалась в каюту. Куда только делись голод и усталость?
И что, казалось бы, сложного в том, чтобы написать собственному мужу пару тёплых строк? Так нет же... Я вся извелась, помня о том, что стереть надпись на бумаге невозможно. Это вам не стандартный носитель... А лист у меня был только один... Я даже посочувствовала всем подследственным, дающим признательные показания... Ну, почти всем. Некоторые говорили просто: "Ты опер, ты и пиши".
Можно начать... с каких-то общих воспоминаний, например: "Андерсен, помнишь, когда мы познакомились, ты был...". Нет, не то! Испортила лист, пришлось отрезать верхнюю часть. Может быть, просто: "Андрей, я тебя люблю"? И что он подумает, получив такую записку из рук Маши Петровой? Что девчонка в него влюбилась, это ясно. Подписаться Мария Афонасьева? Не поверит.
Надо как-то... Ей-ё, я же не могу сказать мужу, как Киру - "Ты лучший", в свете утренних событий поймёт совершенно однозначно.