– Звонят… Ну, значит, и помогут. Тогда доклевывай конфетки и отдыхай пока, после своего зачета. Не хо-о-чешь?.. Какая чудесная антикварная шаль, Нина Романовна, с Новым годом! Я о чем сейчас?! Когда-нибудь человечество расплюется со своим роковым несовершенством, по примеру моей высоко, высочайше сознательной первокурсницы! Представляете, полночи готовилась к зачету, сдала прекрасно, укладываю ее поспать чуточку… Нет, рвется нам помогать! – ну и так далее.
Пришедшая Нина Романовна в ответ начинает нахваливать свою дочку: вот, только что звонила из Питера, полчаса поздравляла! В общем, мамочки – они все одинаковые.
Новый год нового XXI века встречают радостные новосибирцы и ново…кузнечане? Телеэкран истоптан скачущими, стрекочущими зайчатами и бельчатами, баба Яга строит козни, Галкин голосит голосом Бабкиной, Ипполит принимает душ, дамы и девицы нашего города начинают срывать с себя фартуки, закапанные, заляпанные вкусностями, накрывать праздничный стол – вот такая, в общих чертах, драматургия! Морковный буратинистый нос Снеговика под елкой лукаво морщится от предвкушаемого немаленького чуда: к нам едет наш персональный Дед Мороз… Мамуля, тихонько бормоча стихи, режет соломкой последнюю морковь. Ее последняя в истекающем году решительная, разорительная задумка – издание сочинений одной фантастически пожилой поэтессы, не чуждой, вовсе не чуждой оптимизма:
2000
Мороженое в море (повесть)
Застать любимую, недавно обретенную жену, можно сказать, молодоженку, в объятиях чужого мужика?! Явно пьяненькую, с дурацкой улыбочкой и полузакрытыми глазами?! Такое мерзкое видение никогда не посещало, просто не могла посетить разумного, рационального Андрюшу Гребнева. И когда оно материализовалось, можно себе представить его остолбенел ость, а затем полнейшую осатанел ость! Бурливая струя кавказской крови, гены дедушкины, поди, взыграли, взвизгнули: «ИЗМЕНА! БЕЙ! РЕЖЬ!»
И пусть обнимали Янку не в постели, а в постельно-тесном, на взгляд мужа, танце в ресторанном полумраке, она тут же была вырвана из рук кавалера. Который получил кулачищем в глаз, хотя оказался лишь соседским недорослем Матюхой Гусевым! Осознав это в момент мордования нежного личика малолетнего соперника, Андрей с отвращением выдохнул: «Ах ты урод, тетя Мотя…»
Ой, да все эти танцы-манцы просто объяснялись. Чуть расползлась, увы, после родов Яна и никак, никак не могла «войти в свои берега». Решила необременительно сгонять вес не только любимым плаваньем, а еще и настольным теннисом. И очень в спарринги подходил безработный долговязый балбес Матвей, который весной отправлялся в армию.
Ну и повелось: Андрей в университет (последний год, слава Богу!), потом таксовать-зашибать лишний рублик, а супруга с ракеткой и спящим в коляске Тимкой – на спортплощадку. И вот как-то, когда сыночка забрали родители, Яна по приглашению своего спарринга спряталась от жары-духоты в прохладном подвале-ресторанчике. Есть ничего не ела (диета!), но полная безобидность «тети Моти» подвигла ее на один сладкий коктейльчик, потом другой…
А безобидный этот утром, когда умученная обвинениями, объяснениями и примирениями Янка проводила мужа и наконец толком заснула, – позвонил. И потребовал развестись и ждать его из армии! Даже какие-то угрозы зашуршал невнятным языком, видать, пересохшим от эмоций! Либо, не выдержав их накала, мобильник захрипел-засбоил. Яна послала Мотю почти по-матерному, но тотчас почувствовала, как это некрасиво и несправедливо. Надо было по-матерински…
Больше заснуть она не смогла. Надела подаренный Андреем индийский балахон, длинный, до пят, и потому очень нелюбимый, пошла на море поплавать, понырять досыта. Одна, опустошенная тяготами супружеской жизни, ужасаясь тому, что она – сплошные обязательства, обязанности… И – обыденность! Счастливый Матюшка – вон, в любви объясняется, в ресторан ведет, в армию идет, что хочет, то и делает… Ну, подумаешь, в глаз стукнули! А кто настучал Андрею? А, подружка Лизавета звонила вчера часа в четыре, и Яна даже не подумала скрывать, где, с кем находится!
Море не произвело обычного волшебного эффекта. Возвращалась домой, нарочно усугубляя душевный мрак, самой противной дорогой с кучей бетонных лесенок. Под жгучим сентябрьским солнцем штурмовала крутой подъем, когда на него с проспекта выкатилась тройка мясистых кавказских дядек, смахивающих на бандюков. Вдруг они остановились, бестолково затоптались, громко перекрикиваясь. Потом тяжело плюхнулись на скамейку, закурили и замолчали. Один, покосившись на приближающуюся Яну, высказался вполне культурно:
– Да ладно, фиг с ним!