Рай рядом

Во дворе у бабушки Андрея растет уникум – высокий раскидистый апельсин, ему под восемьдесят, даже больше, чем ей! Но дивные золотые плоды в российских субтропиках толком не вызревают, кислые-прекислые. Бабушка эту кислинку добавляет в свои варенья-соленья, ко всему съедобному она относится с пиететом. Говорит, научилась у своей матери, которая после революции еле пережила страшный голод в Поволжье.

– Их было, Андрюша, семеро детишек от семи до семнадцати лет, раньше такие ведь были семьи! Так самые младшие в церкви после причастия норовили несколько раз встать в очередь за ложечкой кагора и просвиркой. А батюшка шипит, гонит их… Потом церковь закрыли, и просвирка бедным ребятам только снилась! Рассказываю все это Тимошке, если он капризничает за столом. Но вообще-то, вы вот жалуетесь, а у меня он прекрасно кушает! Как когда-то твоя мама у моей мамы…

Бабушки… С бабушкой, у бабушки все иначе, все хорошо и правильно! Андрей так ясно это понял после одной реплики Елизаветы II в английском документальном фильме. Королева в лесопарке своего поместья грустно уронила: «Везде этот плющ! Его совершенно не было при жизни бабушки…»

Но, продолжая цитрусовую тему, стоит вспомнить, как однажды рядом с университетом продавали прямо с грузовика абхазские апельсины. Кажется, первый раз в году, и Андрей не удержался, спросил:

– «Вашингтон»?

Есть такой сорт, удивительно сочный, сладкий и без косточек, Яна его обожала. Хмурый, непонятного рода-племени дядька буркнул в ответ:

– Че парень, того? Апельсин! Апельсин это! Абхазский! Какой еще Вашингтон?

Вот гады-перекупщики! Дремучие, колючие, как наши кавказские леса-заросли! Ни черта не знают… Но продавался действительно «Вашингтон», и Андрей накупил апельсинов на все деньги. Плюнул на глазеющих (возможно!) студентов и коллег и потащил бугристые пакеты к своему старичку-жигуленку. А в обед заехал на работу к Яне, угостил всех и посмешил утренней сценкой с апельсиновым торгашом.

Жена повела Андрея в их любимый уголок на последнем, пятнадцатом этаже, на веранду кафешки-кофейни, где всегда водились свежие пирожные. У подножия башни гостиницы «смеялось», как заметил классик, уходило за горизонт море, буйствовала субтропическая зелень. И они с Яной тоже много смеялись и целовались. Андрей вспомнил еще одну хохму:

– Слышишь, Ян, про Вашингтон не знаю, но в Нью-Йорке из-за пиццы ежегодно портят семь миллионов служебных документов! Как-то ухитрились подсчитать…

– Скажи лучше, как-то ухитрились сожрать эту пиццу на рабочем месте – совсем не боятся начальства, что ли?

– Ты боишься, да?! Выписываешь, наверно, клиентам всякие бумажки, строишь им глазки и лопаешь, признавайся, например… например, любимое мороженое! И даже не подсчитываешь, сколько бумажек и одежек успеваешь ежегодно закапать!

– О, какая фантасмагорическая картинка… Если бы! Даже твои апельсины не могу за стойкой как следует, от души почавкать…

– Ага, видел, слышал, как вы спокойненько себе чавкаете!..

После работы Андрей заехал к бабушке, привез и ей пакет апельсинов. Угощаясь вкусненьким бабушкиным компотом с «кислинкой» от дворового гиганта-долгожителя, опять рассказал утренний правдивый анекдот про вашингтон-апельсин. Евгения Артемьевна и похмурилась, и посмеялась:

– Ну, кто в Абхазии растил эти апельсины, название сорта, наверно, знают. Это все перекупщики наглые! Лишь бы денежки получить, а во фруктах разбираются, как… как свинья в апельсинах!

Судьбоносная губа

Особо не предаваясь воспоминаниям, – некогда! – Яна все же порой мысленно возвращалась к своему восьмому классу, когда жизнь вдруг вырулила на ужасно увлекательную дорожку. (Легкие разочарования-кочки не считаются!)

Дело было так: ее школьная учительница английского случайно оказалась на концерте, где Яна пела. Да, занималась в студии оперного вокала на радость родителям. Пела романсы – самой сейчас не верится! Собственно, это был творческий вечер известной в городе певицы, в котором та захотела представить некоторых своих учеников. Яну – после откровенных обидных колебаний. («Совершенно не одобряю твое увлечение бардовским репертуаром – явно в ущерб классическому!»)

На следующий день молодая англичанка Марина Игоревна, прежде Яну почти не замечавшая, после урока подозвала ее и объявила:

– Прическу лучше бы сменить, Яночка! Ты же хорошенькая девочка, но с таким крутым лбом надо бороться: не открывать, не прилизывать все назад в старушечий пучок, а сделать стрижку каре, например! Волосы у тебя вьются, будет хорошо. Бровям нужно придать форму, как следует подщипать. Фигурка у тебя неплохая… А, вот еще что, я вчера заметила: ты все время то кусаешь, то поджимаешь нижнюю губу – нельзя!

– Да что вы говорите?!

Но красотка-англичанка будто не заметила Янину злость, чирикала себе с улыбочкой – зоркая пичужка, углядевшая вроде бы съедобный сухарик: