Гостем Ольшанского тем вечером явился быть Герман Владимирович Шульцев, некогда общественный деятель, автор законодательных инициатив и депутат одного из созывов Московской городской Думы от партии «Единая Россия», а ныне – главный редактор печатного журнала «К» и владелец пары скромных виноградников на Крымском полуострове.
Невзирая на давнюю дружбу, Ольшанский и Шульцев представляли собой полные друг другу противоположности, как во внешности, так и в общественно-политических взглядах, оставаясь схожими разве что в возрасте, варьирующем где-то от сорока до пятидесяти. Варфоломей Яковлевич был полный и круглолицый, среднего росточка, имел залысину с забавным начесом, небольшую бородку и всегда был при очках; говорил он задорно, быстро, но без запинок, заразительно при этом улыбаясь. В Ольшанском сразу можно было разглядеть начитанного интеллигента, с виду добродушного, презирающего грубую физическую силу и предпочитающего силу слова – куда более разрушительную и коварную, доступную далеко не всем. Герман Владимирович, напротив, имел вид статный, подтянутый: волосы его, наполовину покрытые сединой, всегда были стильно пострижены и уложены; прямоугольное мужицкое лицо, скудное на улыбки, гладко выбрито. Одевался гость Ольшанского завсегда в парадное, – в тот вечер он был облачен в классический костюм модного темно-синего оттенка; галстук его был расслаблен и слегка припущен, верхняя пуговица бежевой рубашки расстегнута; на запястье сверкали швейцарские часы в золотом браслете. Туфли господина Шульцева оставались отполированными всегда, даже в зимнюю слякоть среди раскиданных по дорогам реагентов. Никто и никогда не видел Германа Владимировича протирающим обувь губкой или салфеткой, но чудным образом туфли его всегда оставались до блеска чистыми.
Хозяин дома – либерал Ольшанский – гардеробом был полной противоположностью своего гостя. На ногах его висели широкие бриджи и огромные меховые тапки ядовито-желтого цвета, доброе пузо с остальным туловищем покрывала бирюзовая футболка со знаменитым портретом Эйнштейна, показывающим язык, а поверх плеч была накинута серая домашняя безрукавка с тонким шерстяным начесом.
– Коньяк действительно хорош, – ответил Варфоломей. – Прошу заметить, куплен, как ни странно, у нас, в России.
– Однажды в Париже, – многозначительно продолжил Шульцев, – мне довелось испробовать Хеннесси из лимитированной серии, выпущенной тиражом всего в сто бутылок, каждая из которых оценивалась на аукционах от двадцати тысяч долларов. Можете себе представить? Я вас уверяю, вкус был один в один с тем, что мы пьем сейчас. Кстати, где ваша супруга? Не в Париже ли?
– Именно там, изволит отдыхать с детьми у родственников.
В ходе дальнейшего разговора Шульцев отметил, что о личной жизни Ольшанского мало кому известно, даже в близких ему кругах, и что вместе с супругой, являющейся гражданкой Франции, его никто не видел, так как большую часть времени она пребывает на своей исторической Родине. Варфоломей Ольшанский действительно изволил жениться двумя годами ранее на французской журналистке, посещавшей Россию по профессиональным вопросам. К тому моменту у нее уже была взрослая дочь, а ныне воспитывала она годовалого сына от Варфоломея Яковлевича.
– Не сочтите за дерзость, – с заискивающим любопытством продолжил Шульцев, – но ходят слухи, что вы женились ради получения гражданства, и в скором времени мы вынуждены будем иметь удовольствие слушать ваши занимательные монологи и интервью лишь по редким случаям.
– Дичь полнейшая, маэстро, – возразил Ольшанский. – Из России я уезжать не собираюсь. Что до супруги, так сейчас, пока сын совсем мал, ей комфортнее находиться в родных стенах отчего дома.
«Кому ты врешь, жирный дурак!» – подумал Шульцев и улыбнулся.
– Кстати, на счет Европы, – оживился он. – Видели, что произошло сегодня утром в Германии? Массовый расстрел иммигрантов. Сейчас перешлю видео.
«К черту твое видео, кретин!» – подумал Варфоломей, продолжая улыбаться.
Ольшанскому уже несколько раз в тот день присылали видео с места событий, о которых упомянул Шульцев. Какой-то вышедший из ума военный наемник, вооружившись автоматом и снаряженными запасными магазинами, расстреливал арабских беженцев в палаточном городке, снимая все это на камеру, закрепленную на голове. Из вежливости к гостю, Варфоломей ответил, что лишь краем уха слышал об упомянутых событиях.
После отправки видеоролика Шульцев выразил крайнее негодование по поводу распространения таких откровенных сцен насилия прессой и интернет пользователями, так как несет оно в себе, по его мнению, деструктивный посыл и жестокость, которой и так в современном мире предостаточно.
– Заметьте, – ехидно улыбнулся Ольшанский, – вы возмущаетесь, что люди распространяют этот ролик, а сами таки сделали то же самое.
– Я отправил Вам, как специалисту, исключительно профессиональной оценки ради, – оправдался Герман. – Вы же не станете другим пересылать?
– Я не стану, а вот с десяток других специалистов, думаю, уже разослали.