Читаем РАЙ.центр полностью

— Знаємо, — сказав Свиря. — За ніччю, коли негодяще топилося, ще ніч була... Потім день. І в той день бачили її на човні чималому. Вверх за течією пливла. До Десни, — поспіхом, та до справи. — Невже не будете злодіюк карати? Тоді — самі зрадники. А це уже — непогана новина, бо ми вас, підлабуззя, бачимо і силу проти вас маємо. Оце, приміром, попадаєте спати зараз, а ми з кумом вас... позв'язуємо, а потім язики повідрізаємо, бо шаблі нема, а то би відтяли голови — і уся морока.

Може, через те що Гоцик, Макс і лікар без жартів сприйняли слова Свирі, але майже до ранку в спорі билися. І чим більше аргументів з реалій двадцять першого століття трійця наводила кумам, тим упертіше серденята відстоювали прості та логічні норми свого звитяжного і славного життя. Кажете, серденята найманцями були? Так, добрі люди. Найнялися життя віддати за Україну і гетьмана Дорошенка. Навколо цього гуртувалися, роду-племені не питали — українці, валахи, московити, навіть жиди з ляхами серед сердюків були, — одну істину знали: просити — тільки Бога, помирати — тільки заради рідної землі, жити — тільки у звитязі, тому не знали: у бою — страху, до зради — пощади, після бою — суму й печалі.

— Як же я їм заздрю, — прошепотів Гоцик, коли куми першими завалилися спати на килимі посеред кімнатки. — Пацани прожили класне життя. І через триста сорок років є що згадати.

— Так, хоробрі діти, — зітхнув лікар. — Добре, що ми їх побачили...

Макс промовчав. Макс думав про те, що змусило Любу не подати жодного знаку, що жива. Улігся біля кумів на килимі, заплющив очі, — хай відріжуть йому язика! — спробував вкотре прокрутити події тої ночі, знайти підсвідомий арґумент своїх вчинків, виправдатися... Чи навпаки.

«Мазераті» мчало уздовж набережної в бік «Царського села». Люба сміялася... Відшукувала пустопорожні філософські сентенціі — «мчимо, та недвижні». Вона знала, що їде у сім'ю, яка її не прийме. Їй мало було недвижно мчати до них. Їй треба було діяти. Може, тому...

— Чому ми так мчимо, Максе?..

— Нас чекають мої батьки. Знаєш, може, це звучить надто сентиментально, але я їх дуже люблю. Вони зрозуміють, наскільки ти важлива для мене.

Мабуть, цього не треба було казати...

— Любий, зупинись. На хвилину.

Макс зупинив авто під пішохідним мостом.

— Ти хвилюєшся? — спитав Любу. — Дарма.

— Я... Я не хвилююся! Я думаю... — розсміялася. Вискочила з автівки. — Ти розумієш... От ти казав — «мазераті» — така кичуха, тільки заради матері з місяць покористуюся нею, а потім пересяду в нормальне, спокійне авто... — Замовкла, розвела руками. — Та й досі... От слова... Така омана...

— Не розумію, чому ми зараз говоримо про «мазераті»?

— Щастя вдвох, щастя вдвох! Будь-де, де нема людей. Правда? — побігла до мосту.

— Ти куди?

— З мосту видно «Царське село». Подивимося?

— Припини. На нас чекають...

Зупинилася.

— Йди зі мною, — обернулася до мосту. — Глянь! Це ж щастя... Між небом і землею. Тільки удвох. Подивимося на дім твоїх батьків здалеку. Я розповім тобі одну смішну історію. Йдемо. Самій не можна. Сама — помру...

Чому його не перелякали ті слова? Тепер знає — вона би розповіла про «гладку хтиву потвору». Він би... Він би, безумовно, переглянув плани знайомства. Він би... Ні! Макс не кинув би Любу. Можливо, знадобився б час для налагодження контактів... Але — головне — чому його не перелякали її слова про смерть?

Макс задумався... Перед очима — трепетна гола Люба... Обвиває його шию руками: «Ти у мене перший... І єдиний до кінця життя». Чорт! Чорт! Не перший! І ті слова... Така омана. Як і пишномовні про... смерть. Не повірив? Не повірив, не повірив. Перед очима — Люба сміється, обвиває шию довгими рудими косами. А може, він побачить її, гляне у вічі й відповіді знайдуться самі? Щастя — вдвох. Зранку розпитати про човен, рушити до Десни... Знайти. Обійняти і благати тільки про одне: хай не покидає, хай довіриться, Макс знайде вихід.

Ромі Шиллєру достало терпіння хвилин десять покладатися на ситуацію. Потім підхопився і, незважаючи на пізню годину, погнав до «Квадроавтомато». Або пиріжки гарячі, або — хай жують інші.

Сердюка перестрів, коли той — розгублений, злий як демон — виходив з порожнього кабінету. Двадцяти обурених плювків вистачило, щоби Рома усвідомив неймовірне: шеф не знає про те, що дівчина жива, а Макс знає, що шеф планував нейтралізувати лікаря. Ймовірна особиста трагедія «мордодєла» Шиллєра на очах перетворювалася на чергову професійну перемогу.

— Для Макса у нас є плівка... Лікар дуже переконливо пояснює, хто його ворог, — заспокоїв Сердюка. — Хай живе. Завтра цукрозавод опиниться в руках Ординського і про Коноваленка забудете не тільки ви, Володимиру Гнатовичу, а й сам лікар.

— Зранку щоби було судове рішення, і відсилай людей на цукрозавод, — глухо кинув Сердюк. — Час завершувати життєву історію Ростика Коноваленка.

Володимир Гнатович уже сів за кермо, уже кинув на Шиллєра звичний презирливий погляд, коли задзвонив його мобільний і друг Купа безпристрасно сказав у слухавку:

— Перевіряю останні нюанси. Точну інформацію матимеш на десяту ранку. Нормально?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза