Раиса Пофигисова на волнах любви

«Теплое место. Но улицы ждут…» Постоянно лезут в голову какие-то песни. Целоваться с Петровым в восьмом классе было смешно, а сейчас мне не до смеха. Кажется, я проваливаюсь в любовь и уже не собираюсь убегать.

– Пока ты не вырастешь, мы будем только целоваться, – говорит Федор и, смеясь, добавляет. – Ты так смотришь, как будто не хочешь ждать, когда вырастешь.

Он ложится на спину и закидывает руки за голову, а я думаю о том, что изображено на моей физиономии. Сижу как бедный родственник. Потом все-таки прижимаюсь к его плечу, он обнимает меня, и мы лежим так целую вечность. За все время, что мы здесь, ни разу не хлопнула дверь подъезда, никто не вышел из квартиры.

– Федь, мне домой пора, ― произношу я наконец и сама не верю, что смогла разлепить губы и вымолвить слово.

Мы вышли из подъезда в морозную ноябрьскую ночь. Я хрустела каблуками по заледеневшим лужам и опять дрожала от холода.

Чем ближе мы подходили к моему дому, тем больше разрасталась в груди пустота. Будто почерневший ураган хочет выйти из-под контроля и забрать мою прежнюю жизнь, в которой были друзья, Ленка, Егор Летов, папа с мамой и не было этого мужчины.

Федор что-то спрашивает, я отвечаю, хотя совершенно не думаю о разговоре. Все время какая-то дурацкая неловкость, особенно когда мы стояли в обнимку в моем подъезде. Потом Федор уходит, унося в кармане мой номер телефона, записанный на пачке сигарет.

Я держу в руке фломастер и чувствую себя так, будто спрыгнула с крутящейся карусели. Не хватало еще свалиться. Раечка растаяла от любви!

Написав на перилах «Р + Ф», я ухожу домой.

Юнга

Моя тетя Валя, заведующая в продуктовом магазине, предложила мне работу. Конечно, это было не то, о чем я мечтала, но, оказалось, в шестнадцать лет устроиться на работу не просто. Даже на собеседование требуют прийти с родителями. Поэтому предложение мыть полы в магазине мне понравилось. Я подумала, что, прежде чем стать штурманом корабля под названием «Моя жизнь», можно поработать простым матросом, драить палубу, я с этим легко справлюсь и даже заработаю немного денег.

В торговом зале покупателей было очень мало. Продавцы за прилавками скучали. Из подсобки вышла тетя Валя с ведром воды, шваброй и тряпкой.

– Держи, Рай, ― она поставила ведро на пол, дала мне в руки здоровенную деревянную швабру и ушла обратно вглубь подсобных помещений.

Мне удалось на несколько сантиметров приподнять ведро, но лихо выплеснуть воду на пол, как в моем представлении делают матросы, не смогла. Пришлось поставить ведро обратно на кафельную палубу, наклонять его и выливать воду аккуратно, чтобы не замочить ноги. Потом я намотала тряпку на швабру и начала растирать образовавшийся водоем по полу. В этот момент за моей спиной бесшумно возникла тетя Валя.

– Так не делают. Давай помогу, ― она забрала у меня швабру и с ловкостью фокусника за пару минут собрала всю воду на полу.

Я чувствовала спиной, как продавцы перегнулись через прилавок, покупатели, забыв о своих кошелках, наблюдают за моим позором. Оглядевшись, с удивлением и радостью обнаружила, что на меня никто не смотрит. А может быть, они уже успели отвернуться? Никто не показывал на меня пальцем, все были заняты своими делами. Мир взрослых людей мне нравился все больше и больше, хоть я и не тянула пока даже на юнгу.

– Раис, приходи весной, если никуда не устроишься. Поставим тебя торговать с лотка, ― сказала тетя Валя.

– Почему сейчас нельзя?

– Холодно. Застудишься.

По этой же причине меня не взяли кассиром в метро. Когда я решила попытать счастья в гардеробе стоматологической поликлиники, мне сказали, что пальто очень тяжелые, я не справлюсь. Хозяин палатки со сникерсами сказал моей маме, что ее на работу он взял бы, а дочку (он смерил меня взглядом) ― нет. Мама говорила, что до восемнадцати лет устроиться будет сложно. Она даже не пыталась меня успокоить.

И я продолжала сидеть дома, читать и мечтать о том, как буду стоять у штурвала, сама отдавать приказы и плыть своим курсом. Пока я находилась не в свободном плаванье, а сидела в луже амбиций и не понимала, как работает этот мир.

Культурные люди

Когда до Нового года оставалось две недели, улицы и магазины сверкали огнями гирлянд, я листала философский словарь в поисках слов «апофеоз», «апатия», «энтропия» и «суицид». Песни Егора Летова были слеплены из таких заковыристых слов, что их приходилось переводить, как будто с иностранного языка. Значение слова «апофеоз» я нашла, остальных в словаре не было. В доме были еще орфографический словарь, словарь фразеологизмов русского языка и пара англо-русских словарей.

Магнитофон пел уже другое:

За открывшейся дверью пустота,

Это значит, что кто-то пришел за тобой,

Это значит, что теперь ты кому-то

Понадо-понадо-пона-надобился…

В этот момент раздался звонок в дверь. Забавно, кому это я пона-надобилась? Загнув уголок на странице книги, я пошла открывать. Посмотрев в глазок, я увидела вовсе не пустоту, а того, кого я не рассчитывала сегодня встретить, ― Федора.