Райская птичка

Увидеть. Это слово разомкнуло цепь и положило начало махинациям. Вовсе не обязательно что-то говорить Агнете. Если ее можно разыскать, не достаточно ли будет просто увидеть ее лицо, постоять настолько близко, чтобы услышать эхо ее походки, запомнить поворот ее головы, изгиб ее пальцев? Это было в равной степени подменой и ложью – средствами, к которым прибегла бы Натали. Но идея уже родилась и как угорелая носилась у нее в мозгу, распаляя тихое, ровное пламя. Я могу увидеть свою дочь.

Глава тринадцатая

Небо было пурпурным, когда она выглянула из окна поезда где-то посреди Канзаса – штата, который оказался гораздо обширнее, чем она представляла. Финей отвез ее в Нью-Берн за час до отправления поезда и остался ждать вместе с ней. Оба ерзали туда-сюда на твердой вокзальной скамье, пока чуть позже полуночи Элис не села в свой вагон. Темы для разговоров были исчерпаны, ведь всю предыдущую неделю они только и делали, что спорили. Сначала о ее твердом решении ехать самой, а потом о виде транспорта, который она выбрала. Все эти пререкания и увертки вымотали их, и Элис волновалась за Финея, которому предстояло вести машину так поздно и в таком усталом состоянии. Он был еще слишком зол на нее, чтобы действовать рационально, а у нее не осталось сил на еще одну битву. После того как Элис нашла свое место в вагоне и проводник поставил наверх ее чемоданы, почти все восемь с половиной часов до Чикаго прошли для нее во сне. Потом было шестичасовое ожидание на вокзале «Юнион-Стейшн» и посадка на скоростной поезд «Саусвест Чиф» до Лэми, что в пятнадцати милях к югу от Санта-Фе. Почти все это время Элис тоже проспала, не тревожась о том, как она выглядит и не попытается ли кто-нибудь украсть ее чемоданы или оглушить ее ударом по затылку. Она так давно не была легкомысленной, что едва узнавала это ощущение. Она столько лет не испытывала свое тело на прочность, что теперь это дарило ей странное чувство освобождения.

– Это нелепо, – говорил Финей. – Тебе нужно лететь. Не понимаю, почему ты не даешь мне купить билет. Ты могла бы добраться туда за четыре часа вместо сорока.

– А что, если я не хочу быть там через четыре часа?

– Ну конечно. Гораздо лучше пару дней потрясти свои больные суставы в поездах. Абсолютно логично. Элис, тебе это не под силу.

Она жалела, что не может засадить по чему-нибудь кулаком так, чтобы загудело, и не страдать потом от последствий, прекрасно понимая, что этим чем-то был бы Финей.

– Перестань. Так бы ответила Натали, если бы я когда-нибудь дала ей повод. Ты не можешь делать все вместо меня, Финей.

Он смотрел на нее будто громом пораженный, и она почти пожалела о своих словах. Сравнивать Финея с сестрой было непростительно, но в данном случае это было правдой.

– Кроме путешествий в кабинет физиотерапевта, когда дорога занимала максимум час, я никуда по-настоящему не ездила со времен колледжа. Для меня будет слишком, если я сяду в самолет и через несколько часов приземлюсь в пяти штатах от дома. Мне нужно больше времени, чтобы осознать все это, прежде чем я попаду туда физически.

Произнося эти слова, Элис чувствовала себя виноватой, ведь они подразумевали, что она планирует встретиться и поговорить с Агнетой. На самом же деле найти дочку было единственной задачей, которую она перед собой ставила.

На вокзале в Нью-Берне Финей схватил ее за руку и предпринял последнюю попытку заставить ее передумать. Его кожа была бледной, а под глазами наметились фиолетовые круги.

– Элис, я толкнул тебя на это. Из всех способов продемонстрировать упрямство, пожалуйста, не выбирай этот. Даже врач говорит, что тебе, наверное, не стоит ехать одной.

– Наверное, – она сделала на этом маленьком слове большой акцент. – Финей, ты должен позволить мне сделать это по-своему. Я позвоню тебе, когда доберусь до гостиницы в Санта-Фе. Обещаю, со мной все будет хорошо.

А если нет, тебе хотя бы не придется на это смотреть.

«Странный момент я выбрала, чтобы стать оптимисткой», – думала Элис, раскачиваясь на сиденье экскурсионного вагона. Она планировала спать, пока поезд будет проезжать равнины, но ее биологические часы имели другое мнение, поэтому она смотрела в огромное окно, не видя в темноте ничего, кроме собственного отражения. У нее с детства не получалось засыпать, когда положено. Она всегда просыпалась до восхода солнца и лежала в кровати, слушая, как дом медленно возвращается к жизни, и удивляясь, насколько его предрассветные скрипы и стоны не похожи на звуки, с которыми он устраивается на ночлег. Была ли такая же привычка у Агнеты? Наблюдая со стороны, о таком не узнаешь.