Райская птичка

На первый взгляд план казался довольно простым. Если не случится ничего из ряда вон выходящего, поздним утром она высадится в Лэми и после короткого автобусного переезда прибудет в свою гостиницу в Санта-Фе. Отдохнет несколько часов, рано поужинает и хорошенько отоспится, а потом, утром, закажет такси и отправится по адресу на конверте в надежде узнать, куда уехала Агнета. И на этом все. Элис с самого начала понимала, что у плана имеется несколько принципиальных недостатков. Финей, вероятно, тоже это понимал и поэтому категорически не хотел отпускать ее одну. Наводить справки о местонахождении Агнеты было само по себе проблематично. Кого она спросит? Соседей? Элис представила, как ходит от порога к порогу, спрашивая, знает ли кто-нибудь Агнету Кесслер, и не расскажут ли ей, абсолютно незнакомому человеку, куда та переехала. Не было никакой гарантии, что Агнета посвятила кого-то в свои планы. И даже если кто-то знал, где она, что заставит их передать эту информацию Элис? Единственное, что играло ей на руку, так это ее очевидная немощность. По крайней мере никто не примет меня за маньяка.

Однако Элис воодушевилась, когда поняла, что кто-то из соседей вполне мог знать Натали. Годы визитов чего-то стоили. Вопреки всему, что Натали украла, своим уходом она оставила сестре незапланированный подарок: Элис не только узнала о существовании Агнеты, но и получила повод с ней связаться. Конверт служил доказательством ее причастности и позволял ей сохранять анонимность, к которой она стремилась. Она могла быть кем угодно – подругой семьи, близкой родственницей, приехавшей лично сообщить печальную новость, зная, как близка была Натали со своей племянницей. Элис шокировало то, как быстро она пожертвовала своими принципами, уже не гнушаясь скрывать если не всю правду, то ее часть – сначала от Финея и Сейси, потом от чужих людей, а в перспективе и от дочери, которую никогда не видела. Это твоя заслуга, Натали. Надо было внимательнее за тобой наблюдать. Представь, чему еще я могла бы научиться.

Мысли дрожали и прыгали, как отражение в стекле перед ней. Представь, до чего еще я могла бы докопаться. Нить ее размышлений резко повернула, и она ясно увидела свою вину. Натали и Томас. Неспособность Натали иметь детей, ее собственная неспособность заботиться о своем ребенке. Неужели она искренне считала, что сестра поможет ей растить дочь, не зная, кто ее отец; что не будет последствий?

Единственная попытка Элис манипулировать мужчинами – когда она сказала Джорджу Рестону-младшему, что Натали вспоминала о нем, – послужила для нее началом конца. Джордж наверняка с радостью ответил на все вопросы Натали: по какому поводу он разговаривал с Элис, зачем она ему звонила и когда была в коттедже. Элис с ужасом поняла, что сестра, по всей вероятности, с самого начала знала, кто отец ее ребенка. Элис расцветала и глупо, эгоистично радовалась, а Натали молча страдала. Элис навлекла на себя весь этот кошмар, потому что по какому-то капризу решила не замечать не только того, что происходило вокруг, но и того, что было написано на лице Натали.

Немногим пассажирам, которые намеревались провести время в обзорном вагоне, хватало одного взгляда на Элис, и они проходили дальше, не отрывая глаз от двери в противоположном конце вагона. Ее неспособность исправить прошлые ошибки воплотилась в приглушенных стонах и приступах дрожи. Никто не остановился спросить, все ли с ней в порядке и нужна ли ей помощь. Видимо, даже незнакомым людям было ясно, что простым утешением эту вину не искупить.