Община была достаточно зажиточной, насколько это возможно для английской католической общины. Безработица начала 80-х вызвала в этой части страны меньшее разорение, чем в других местах. Стоимость и нехватка жилья затрудняли жизнь молодых супружеских пар, но настоящей бедности не было, как и сопровождающих ее серьезных социальных проблем: преступности, наркотиков, проституции. Вполне респектабельное, в меру богатое общество. Если бы меня отправили в приход в Сан-Паулу или в Боготу либо даже в один из более пострадавших районов Раммиджа, все могло бы пойти по-другому. Я кинулся бы, например, на защиту социальной справедливости, олицетворяя то, что теологи освобождения называют «преимущественным выбором для бедных», — хотя сомневаюсь. Во мне никогда не было ничего героического. Но, так или иначе, это была метрополия, а не Южная Америка. Мои прихожане не нуждались ни в политическом, ни в экономическом освобождении. Большинство из них голосовало за миссис Тэтчер. Моя роль была четко обозначена — «утешение свыше». Они смотрели на церковь как на обеспечение духовного аспекта жизни, внешне неотличимой от той, которую вели их невоцерковленные соседи. Наверное, мне повезло, что огромный скандал по поводу контроля над рождаемостью и «Humanae Vitae», который доминировал в католической пастырской жизни в шестидесятых и семидесятых, заглох к тому моменту, когда я вышел на приходскую сцену. Большая часть моих прихожан разобралась как с этим вопросом, так и со своей совестью и тактично не затрагивала его в разговорах со мной. Они хотели, чтобы я венчал их, крестил их детей, смягчал тяжесть утрат и избавлял от страха смерти. Они хотели, чтобы я заверил их в следующем: если они не так состоятельны и не так удачливы, как, возможно, им того хотелось, или их бросили супруги, или их дети сбились с пути, или их поразила неизлечимая болезнь, — это не конец, это не причина для отчаяния, ибо есть иное место, иное время вне времени, где за все воздастся, восторжествует справедливость, боль и потери получат возмещение, и все мы будем жить долго и счастливо до глубокой старости.
В сущности, именно это каждое воскресенье обещают им слова мессы: «