Райские птички

— Возьми себя в руки, нас ждут воспитанники. Мы несём за них ответственность.

— Да, да. Я постараюсь, — закивал психолог, — мы не должны погубить дело уважаемого профессора!

Да, теперь Хорьку казалось, что Гельмут Верхаен был золотым человеком, достойным уважения и доброй памяти. Но сразу же после медитации ему пришлось в этом усомниться.

— Марк! — к Фреттхену, переваливаясь на коротких, толстых ногах, спешил учитель математики, господин Вилль. — Ох! — одной рукой он ухватился за рукав психолога, а другую прижал к груди, пытаясь унять прыгающее сердце. — Простите, сейчас отдышусь!

— Что ещё стряслось? — упавшим голосом спросил Хорек.

Триоль, которая вместе с ним поднялась с пляжа и в толпе гомонящей детворы шла к школе, сохраняла спокойствие.

— Проверяющие! — выдохнул, наконец, математик.

— Какие ещё проверяющие? — недоуменно завертел тонкой шеей психолог.

— Два джентльмена, — сообщил Вилль, — из таких… ну, знаете, которые шутить не любят.

— Не знаю, — помертвел Фреттхен, — никогда не имел дела.

— Идите, идите в больницу. Они там, с главврачом сейчас беседуют. Всё проверяют, — он перешел на прерывистый от одышки шепот, — были здесь, спрашивали вас. Я сказал, что вы на пляже — медитируете. Они велели вам подойти к зданию больницы.

— О, боже мой, — потерянно произнес Фреттхен, — это, наверное, как–то связано с Гельмутом.

— Я тоже так думаю! Он уехал и детей увёз, а кто–то поджёг его дом. Казенное имущество, между прочим! — горячо поддержал господин Вилль.

Хорёк отчаянно закашлялся, и Триоль заботливо постучала его по спине.

— Простите, мошка залетела в дыхательные пути, — скрипнул он, кое–как вдохнув воздуха в лёгкие.

— Пойдёмте, Марк, — наконец, подала голос Мэйли Лэй. — Благодарю вас, Энтони, — улыбнулась она толстяку, — вы не волнуйтесь, мы со всем разберёмся. Идите, приступайте к урокам.

Энтони Вилль недоверчиво на неё посмотрел, развернулся и побрел к школе, опустив покатые плечи и тяжело дыша.

А Хорёк с Триоль, не теряя ни минуты, трусцой двинулись к зданию больницы.

Два приезжих господина как раз завершали осмотр.

Они шли по главному коридору, который Джереми, будь он здесь, узнал бы без труда. Сколько раз он скользил по нему, путешествуя вне тела.

— А это что такое? — поднял брови младший из проверяющих — синеглазый широкоплечий блондин с уверенным взглядом.

— Это…. Это у нас тут лежал один пациент с э…, — доктор Корк задрал кадык к потолку, пожевал губами и шумно подышал вывернутыми ноздрями орлиного носа, — острой психопатией. Мы погрузили его в гипноз и обнаружили проблемы, берущие начало в раннем младенчестве. Нарушение привязанности, попросту говоря, мама не додала тепла, — пафосно, с напором объявил доктор. — Ну, вот мы и подвергли его регрессии.

— И что, помогло? — недоверчиво спросил старший — седой как лунь, но с прямой осанкой и молодыми, ясными глазами. — Занятные игрушки, — он улыбнулся, глядя на розовую дугу, с которой свисали голубые медвежата, жёлтые уточки и разноцветные бабочки. — У моего внука такая была, — пояснил он младшему.

— Помогло, да. Он выписался.

— Можно его допросить? — равнодушно поинтересовался младший.

— Нет, к сожалению, нет. Он был в списке. Ну, знаете, тех, кому стерли память и выдворили из Эколы.

Фреттхен хотел было шагнуть вперед и сказать, что это неправда, но Мэйли удержала его, дёрнув за рукав. Он понял, что лучше промолчать и остался на месте.

— Так, а вы кто? — спросил седой, повернувшись к парочке, но обращаясь, в основном, к Хорьку.

— Школьный психолог — Марк Фреттхен и учитель музыки — Мэйли Лэй. К вашим услугам, — отрапортовала Триоль, нисколько не смутившись.

— А, хорошо, вы как раз вовремя. Пройдемте в кабинет доктора, — благосклонно кивнул проверяющий и двинулся по коридору по–молодому упругой походкой.

Хорёк и Триоль последовали за ним, чувствуя на себе тяжёлый взгляд приземистого блондина, пропустившего их вперёд себя.

— Итак, что вы можете рассказать нам о вечере накануне пожара, господин Фреттхен?

Старший из прибывших сидел за столом доктора Корка и постукивал карандашом по раскрытому блокноту. Всем, даже несчастному, одеревеневшему от ужаса психологу, было ясно, что это не более чем отвлекающая внимание уловка. На столе, рядом с блокнотом, лежал включенный диктофон.

— Накануне мы сильно перебрали, — набрав воздуха в легкие, выпалил Хорёк. — Гельмут был чудесным человеком. Профессионал, каких мало. Но эта история с Джереми вывела его из равновесия. Нам просто необходимо было снять стресс.

— Кто такой Джереми? О чём вы лепечете? — синеглазый блондин не церемонился.

— Джереми — это один из отбракованных, — подал голос со своего кресла Корк, — из тех, кому стерли память и удалили из проекта.

— Кстати, вы уверены, что эти процессы необратимы? У нас не появятся ненужные свидетели, вспомнившие вдруг о славных временах в Эколе? — флегматично поинтересовался седой.

— Уверен, — откликнулся Корк. — Наши методы проверены целой серией опытов.

— Ну, хорошо, предположим. Так, а что с телом? Вы уверены, что погибший — именно Верхаен? — он сверлил доктора ледяным взглядом.