Райский сад

Он закончил рассказ за четыре дня. Ему удалось передать все, что он хотел в него вложить, и хотя природная скромность принуждала его сомневаться — а вдруг получилось не так хорошо, как ему кажется? — холодный рассудок подсказывал: рассказ получился даже лучше, чем он ожидал.

— Ну, как сегодня дела? — поинтересовалась Марита, когда он появился в баре.

— Закончил.

— Можно мне прочитать?

— Если хочешь.

— Ты в самом деле не против?

— Возьмешь две верхние тетради в портфеле.

Он дал ей ключи от кабинета, а сам, налив себе виски с перье, сел просматривать утреннюю газету. Девушка вернулась в бар с тетрадями, уселась поодаль от Дэвида на высокий стул и углубилась в чтение.

Дочитав до конца, она решила перечитать рассказ еще раз. Дэвид налил себе новую порцию и наблюдал за ней. Когда девушка прочитала рассказ и подняла голову, он спросил:

— Тебе понравилось?

— Это не та вещь, про которую можно сказать, что она нравится или не нравится. Ты написал об отце?

— Конечно.

— И после этого ты его разлюбил?

— Нет. Я никогда не переставал его любить. Но лишь тогда я узнал его по-настоящему.

— Замечательный рассказ. И жуткий.

— Рад, что тебе понравилось.

— Пойду отнесу назад. Люблю открывать запретные двери.

— Мы с тобой уже вошли в эту дверь.

Вернувшись с пляжа, они отыскали Кэтрин в саду.

— Вы вернулись, — сказала она.

— Да, мы хорошо поплавали, — сказал Дэвид. — Жаль, что ты не пошла с нами.

— А мне не жаль. Если тебе это интересно.

— Куда ты ездила? — спросил Дэвид.

— В Канны, по своим делам. Вы опоздали на ленч.

— Извини, — сказал Дэвид. — Выпьешь аперитив?

— Прости меня, пожалуйста, Кэтрин, — сказала Марита. — Я переоденусь в одну секунду.

— Теперь ты уже пьешь, не дожидаясь обеда? — спросила Кэтрин у Дэвида, когда Марита ушла.

— Да, — сказал он. — Но я не вижу в этом проблемы. Ведь я много двигаюсь.

— Когда я приехала, на стойке бара стоял стакан из-под виски.

— Да. Фактически я выпил два стакана виски с содовой.

— Фактически, — передразнила она. — Выражаешься как англичанин.

— Почему? Я не чувствую себя англичанином. Скорее уж лоботрясом-таитянином.

— Меня раздражает твоя манера выражаться. Ты все время выбираешь такие слова...

— Я понял. Может, хлопнешь стакан, пока готовится харч?

— Не строй из себя клоуна.

— Хорошие клоуны смешат молча.

— А тебя никто и не называл хорошим клоуном. Да. Если тебя это не слишком затруднит, я бы чего-нибудь выпила.

Он приготовил три порции мартини, перелил их в большой кувшин со льдом и помешал соломинкой.

— А для кого третий мартини?

— Для Мариты.

— Для твоей возлюбленной?

— Для кого?

— Для твоей возлюбленной.

— Неужели ты произнесла это слово?! — сказал Дэвид. — Я не смел надеяться, что когда-нибудь услышу его из чьих-нибудь уст. Ты чудо.

— Самое обычное слово.

— Да, но только в литературных произведениях. Я и представить не мог, что у кого-нибудь хватит смелости употребить его в обычной беседе. Чертенок, не злись. Аты не могла бы сказать: «Для твоей смуглолицей возлюбленной»?

Кэтрин поднесла к губам бокал и отвела взгляд.

— Прошли те времена, когда я находила эти шутки забавными, — сказала она.

— Тогда давай вести себя пристойно, — предложил Дэвид. — Согласна? Лично я готов.

— А я нет. Вон идет твоя вечно юная и невинная. Я рада, что поимела ее раньше, чем ты. Дорогая Марита, скажи мне: Дэвид сегодня работал, прежде чем начал пить?

— Ты работал, Дэвид? — спросила Марита.

— Я закончил рассказ.

— И надо полагать, Марита его уже прочитала?

— Да, прочитала.

— А я вот не прочитала ни одного его рассказа. Я никогда не вмешиваюсь в его работу. Я всего лишь обеспечиваю ему финансовую стабильность, чтобы он мог раскрыть себя во всей красе.

Дэвид отпил глоток из бокала и взглянул на нее. Ее темное загорелое лицо оставалось лицом его прекрасной Кэтрин, прядь волос цвета слоновой кости, словно шрам, пересекала

ее лоб. Но изменились глаза и губы. Они произносили слова, которые нельзя произносить.

— Мне думается, это очень хороший рассказ, — сказала Марита. — Начинается он странно, похоже на pastorale. А потом, незаметно, подкрадывается ужас. Словом, это magnifique[47].

— К твоему сведению, мы все здесь владеем французским, — заметила Кэтрин. — Так что ты могла нам поведать о своем эмоциональном потрясении целиком на французском.

— Меня глубоко взволновал этот рассказ.

— Потому что его написал Дэвид или потому что он в самом деле первоклассный?

— Мне важно и то и другое.

— Ну что ж, — сказала Кэтрин, — а по какой такой причине этот выдающийся рассказ не дали прочитать мне? В конце концов, я вложила в него свои деньги.

— Что ты сделала?! — спросил Дэвид.

— Ну, косвенным образом, конечно. У тебя было целых полторы тысячи долларов, когда ты женился на мне, к тому же у тебя продалась книга о сумасшедших летчиках — кажется, так? Правда, ты не сообщил мне, сколько ты на ней заработал. Но я вложила в тебя существенную сумму, и согласись: сейчас ты живешь несколько комфортнее, чем до женитьбы на мне.

Девушка промолчала, Дэвид смотрел, как официант накрывает стол на террасе. Потом перевел взгляд на часы. Через двадцать минут подадут ленч.