Райский сад

— Как она?

— Откуда мне знать, Дэвид? Она теперь великий издатель. С сексом покончено. Он ее больше не интересует. Говорит, это были детские игры. Теперь она сама не понимает, как это могло ее интересовать. Правда, она сказала, что, возможно, когда-нибудь заведет роман с другой женщиной. О другой женщине она распространялась довольно долго.

— Господи, могли я когда-то представить, что все так закончится?

— Не терзай себя. Как бы там ни было, я тебя люблю, и завтра ты снова будешь писать.

Вошла Кэтрин.

— Вы прекрасно выглядите: мне есть чем гордиться. У меня такое чувство, словно вы — мое творение. Он был сегодня на высоте, Марита?

— Мы хорошо пообедали, — сказала Марита. — Пожалуйста, Кэтрин, оставь этот тон.

— О, я знаю, он прекрасный любовник, — сказала Кэтрин. — Здесь он всегда на высоте. У него это получается не хуже, чем готовить мартини, плавать, кататься на лыжах или управлять самолетом. Сама я не видела, но, судя по отзывам, летчик он превосходный. Наверное, это похоже на акробатику и, вероятно, так же скучно. Хотя... нет, не знаю, не спрашивала.

— Как мило, что ты позволила нам провести этот день вместе, — сказала Марита.

— Вы можете провести вместе всю оставшуюся жизнь. Если не осточертеете друг другу. Вы оба мне больше не нужны.

Дэвид смотрел на нее в зеркало. Она выглядела спокойной, красивой и абсолютно нормальной. Он заметил печальный взгляд Мариты, обращенный на Кэтрин.

— Однако мне приятно общаться с вами, и я бы послушала, что вы скажете, если вы, конечно, соблаговолите открыть рот.

— Как поживаешь? — сказал Дэвид.

— Отличная попытка поддержать беседу. Поживаю очень хорошо.

— Есть еще какие-то планы?

Ему казалось, что он кричит вслед уходящему кораблю.

— Только те, о которых я рассказала. У меня теперь и так по горло работы.

— А что за чушь ты болтала про другую женщину?

Марита толкнула его под столом, и он наступил ей на ногу.

— Это не чушь. Я хочу завести себе новую подружку, чтобы понять, не упустила ли я чего-нибудь. Такое вполне возможно.

— Время от времени все ошибаются, — сказал Дэвид, и Марита снова толкнула его.

— Я хочу убедиться во всем на собственном опыте, — сказала Кэтрин. — Теперь я достаточно искушена, чтобы сделать правильные выводы. Можешь не бояться за свою темноволосую девушку. Она совершенно не в моем вкусе. Это твоя девушка. Это то, что тебе надо, но меня увольте. Любовь уличного мальчишки меня не привлекает.

— Ну что ж, пусть я уличный мальчишка... — начала Марита.

— Я могла бы назвать это иначе, но решила держаться в рамках приличий.

— И все же я в большей степени женщина, чем ты, Кэтрин.

— Ну-ну. Продемонстрируй Дэвиду свои «мальчишеские» штучки. Ему понравится.

— Дэвид знает меня как женщину.

— Чудесно, — сказала Кэтрин. — Рада, что вы наконец обрели дар речи. Беседовать все же приятнее, чем молчать.

— В тебе вообще нет ничего женского, — сказала Марита.

— Ну и что? Я знаю это и много раз пыталась объяснить это Дэвиду. Разве нет, Дэвид?

Дэвид посмотрел на нее и промолчал.

— Я говорила тебе об этом, Дэвид?

— Да.

— Я говорила ему об этом, и в Мадриде я вывернулась наизнанку, чтобы быть девушкой, — кстати, это меня и доконало. Теперь со мной покончено. Вы нормальные юноша и девушка, вам не нужно меняться и ломать себя, а я другая. Я вообще уже ничто. Единственное, чего я хочу, — это чтобы вы с Дэвидом были счастливы. Все остальное не имеет значения.

— Я знаю и стараюсь объяснить это Дэвиду, — сказала Марита.

— Хорошо. Я, в свою очередь, избавляю тебя от всяких обязательств по отношению ко мне. Никто никому ничем не обязан. Так что имей это в виду. Я прошу тебя только об одном: будь счастлива и сделай счастливым Дэвида. Ты можешь, а я нет и хорошо понимаю это.

— Ты прекрасная девушка, Кэтрин, — сказала Марита.

— Я вечно проигрываю еще до того, как игра началась.

— Неправда, — сказала Марита. — Это я такая. Я была такой глупой и так ужасно себя вела.

— Ты никогда не была глупой. И всегда говорила только правду. Ладно, давай оставим этот разговор и будем просто подругами. Это возможно?

— Я с радостью, если ты сама считаешь это возможным.

— Я хочу этого. И не нужно разыгрывать трагедию. Ты, Дэвид, можешь не торопиться с книгой: пиши в своем темпе. Ты же знаешь, я хочу только одного — чтобы ты писал как можно лучше. Собственно, с этого мы и начали разговор. Теперь я уже ни на чем не настаиваю.

— Ты устала, — сказал Дэвид. — Мне кажется, ты вообще сегодня не обедала.

— Может, и не обедала. А может, обедала. Как ты считаешь: мы можем забыть обо всем и остаться подругами? — спросила она Мариту.