– Кэтрин в ужасном состоянии, – сказала она. – Пожалуйста, будь с ней помягче.
– Идите вы обе к черту.
– Ну я-то ладно. Но не она. Так нельзя, Дэвид.
– Только не надо меня учить, что мне можно, а что нельзя.
– Разве ты не хочешь узнать, как она?
– Не особенно.
– Меня очень волнует ее состояние.
– Ну еще бы.
– Не будь идиотом. Ты умный человек. Говорю тебе: это серьезно.
– Где она?
– Там, ждет тебя.
Дэвид вошел в дом. Кэтрин сидела у пустой барной стойки.
– Привет, – сказала она. – Они так и не повесили зеркало.
– Привет, чертенок. Извини, я задержался.
Его поразили ее помертвевшее лицо и безжизненный голос.
– Я думала, ты уехал.
– Разве ты не заметила, что я ничего не взял?
– Я не смотрела. Ты мог уехать и без вещей.
– Нет. Я просто съездил в город.
– О-о, – сказала она и уставилась в стену.
– Ветер стих. Завтра будет хорошая погода.
– Мне все равно, что будет завтра.
– Тебе не все равно.
– Нет. Все равно. И ни о чем не спрашивай меня.
– Я не буду спрашивать, – сказал он. – Ты пила что-нибудь?
– Нет.
– Я налью тебе мартини.
– Алкоголь мне не поможет.
– Почему? Ведь мы все те же.
Он начал смешивать ей коктейль, и она машинально следила за ним.
– Брось мне оливку с чесноком, – попросила она. Он вручил ей бокал, налил себе и чокнулся с ней.
– За нас, – сказал он.
Она вылила свой бокал на барную стойку и смотрела, как лужица растекается по деревянной поверхности. Потом взяла оливку и положила ее в рот.
– Нас больше нет, – сказала она. – Нет.
Дэвид вытащил из кармана носовой платок, вытер лужу и налил Кэтрин новую порцию.
– Все – дерьмо, – сказала Кэтрин.
Дэвид дал ей в руки бокал, она посмотрела на него и снова выплеснула на барную стойку. Дэвид снова вытер стойку и отжал платок. Потом выпил свой мартини и налил еще себе и ей.
– Этот бокал ты уже выпьешь, – сказал он. – Просто выпей, и все.
– Просто выпей, – повторила она и подняла бокал: – За тебя и твой чертов платок.
Она выпила все одним махом и уставилась на свой бокал. Дэвид был уверен, что сейчас он полетит ему в лицо. Но она поставила его на стойку, выловила оливку, съела ее и отдала косточку Дэвиду.
– Полудрагоценный камень. Спрячь в карман. У меня тоже будет, если ты нальешь мне еще.
– Только пей не так быстро.
– О, я уже в полном порядке, – сказала Кэтрин. – Да ты, вероятно, и не заметишь никакой разницы. Должно быть, так бывает со всеми.
– Тебе лучше?
– Намного лучше, правда. Если человек что-то теряет, он чего-то лишается. Так? Мы можем потерять только то, что у нас есть. Но взамен мы получаем кое-что новое. Значит, нет проблем, верно?
– Хочешь есть?
– Нет. Но я уверена: все будет хорошо. Ты сам это сказал, разве нет?
– Конечно.
– Жаль, я не помню, что же мы потеряли. Но ведь это не важно? Ты сам так сказал.
– Да.
– Тогда давай веселиться. Ну потеряли и потеряли, что бы там ни было.
– Должно быть, мы просто забыли, что это было, – сказал он. – Но мы вспомним.
– Я знаю, что сделала что-то не так. Но теперь все прошло.
– Вот и славно.
– Я не помню, что это было, но знаю, что виновата именно я.
– Не будем искать виноватых.
– Я вспомнила, – улыбнулась она. – Но я не изменяла тебе. Правда, Дэвид? Это невозможно. Я не могу тебе изменить – ты сам знаешь. Как ты мог сказать такое? Почему ты так сказал?
– Хорошо, не изменяла.
– Конечно, не изменяла. И мне жаль, что ты сказал это.
– Я не говорил этого, чертенок.
– Значит, кто-то еще. Но я оставалась верна тебе. Просто я сделала то, что собиралась. А где Марита?
– Думаю, в своей комнате.
– Я рада, что наконец пришла в себя. Как только ты простил меня, я снова стала самой собой. Но лучше бы виноват был ты, а я тебя простила. Теперь мы снова такие, как прежде, правда? И я не погубила того, что у нас было.
– Да.
Она снова заулыбалась.
– Вот и хорошо. Я схожу за ней. Ты не против? Она очень переживала за меня, пока ты не вернулся.
– Неужели?
– Я все говорила и говорила. Я вообще слишком много говорю. Она ужасно хорошая, Дэвид. Ты бы понял это, если бы получше узнал ее. Она была так добра ко мне.
– Черт бы ее побрал.
– Нет. Ты все простил, помнишь? Не начинай заново. Обещаешь? Мне слишком неловко. Честно.
– Хорошо, приведи ее. Она обрадуется, узнав, что тебе лучше.
– Я знаю, но и ты должен постараться, чтобы ей было хорошо.
– Ну разумеется. А что: ей тоже плохо?
– Ей было плохо, оттого что было плохо мне. Когда я поняла, что изменила тебе. Со мной никогда такого не было, ты же знаешь. Сходи, приведи ее, а то она волнуется. Хотя нет, не беспокойся, я сама схожу.
Кэтрин пошла за Маритой, и Дэвид проводил ее взглядом. Ее движения стали живее и свободнее, и голос уже напоминал голос прежней Кэтрин. Когда она вернулась, на губах ее играла улыбка и голос звучал почти как всегда.
– Марита будет через минуту, – объявила она. – Она прелесть, Дэвид. Как хорошо, что она с нами.
Вошла девушка, и Дэвид сказал:
– Мы ждали тебя.
Она взглянула на Дэвида и отвела взгляд. Потом опять посмотрела на него и, выпрямившись, проговорила:
– Простите, что задержалась.
– Ты чудесно выглядишь, – сказал Дэвид.
Она и в самом деле была очень хороша, но никогда ни у кого он не встречал еще таких грустных глаз.